Андрей Курков - Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)

Озадаченный Добрынин несколько минут мысленно пережевывал новость.

Жалко ему было Марию Игнатьевну. Ну и что, думал он, что изменяла она? Она ведь не настоящей женой была, а служебной! Да и то - столько лет порознь! Сколько дней вместе пробыли - по пальцам пересчитать можно. И вдруг мысли его сами собой перескочили на настоящую его жену - Маняшу. Вспомнил он ее. Вспомнил, и поникла голова.

- Ты чего? - спросил друга Волчанов.

- Да так, - Добрынин вздохнул. - Ты не знаешь, что с моими? С Манящей, с детьми?

Теперь Волчанов о чем-то задумался.

- Пошли назад, в Кремль. У меня в кабинете переночуем, - сказал он. - Да и попробуем про твоих узнать. А?

Осенняя вечереющая Москва, украшенная еще больше золотом уличных фонарей и светом троллейбусных фар, шумела радостно, наполненная жизнью и верой в будущее. Москва еще не знала о смерти Тверина. Москва будто бы еще жила прошлым.

Вернувшись в кабинет, Волчанов стоя набрал телефонный номер. Потом присел.

Добрынин тоже присел и смотрел не мигая на черный аппарат.

- Да? Полковник Омельченко? Тут такое дело... нужна папка семьи Добрыниных... по индексу: Добрынин Павел Александрович, народный контролер с...

- Тысяча девятьсот двадцать восьмого, - подсказал Павел.

Волчанов повторил в трубку.

- Я у себя... - сказал он потом. - Да, и ночевать здесь буду. Кстати, ты сегодня домой идешь? Да? Можно будет У тебя на ночь матрац с одеялом взять, ко мне старинный друг приехал? Ну добро, не забуду?

Опустив трубку, Волчанов посмотрел на Добрынина, и взгляд его был чист и светел.

- Порядок, - сказал он. - Через полчасика узнаем, что там с твоими, где они там...

Чтобы не ждать без дела, сходили друзья на четвертый этаж в дежурный ночной буфет. Выпили по чаю с двойным сахаром, съели по бутерброду с докторской колбасой. Когда вернулись - увидели у кабинета ожидавшего их с папкой в руках молоденького офицера.

Когда подошли, офицер вытянулся в струну и отдал честь генералу Волчанову.

Тот похлопал его по плечу, взял папку, и зашли они с Добрыниным внутрь. Снова сели по разные стороны письменного стола.

Волчанов развязал тесемочки, раскрыл папку. Полистал документы, потом оживился, вытащил несколько скрепленных листков и стал внимательно их изучать.

Добрынин из-за любопытства приподнялся, хотел перегнуться и заглянуть в эти бумаги.

- Ты извини, Паша, - остановил его Волчанов. - Понимаешь, эти документы только для служебного пользования. Тут уж порядок такой, ничего не поделаешь. Но все, что надо, я тебе вслух прочитаю. Добро?

- Ну, раз порядок... - Добрынин развел руками.

Он сидел и терпеливо ждал. Минут через пятнадцать Волчанов отвлекся от бумаг.

Лицо его было серьезным.

- В общем, - заговорил он немного замедленно, словно подбирал слова, Маняша твоя умерла... От болезни. Похоронена там же, в Крошкино. Кавалер ордена Ленина, и вот медалей у нее много было... Петр, младший твой, в войну погиб... геройски. Ну а Дарья жива, живет в Киеве. Замужем, трое детей. Муж инженер-мостостроитель, а сама Дарья - учительницей в школе. Вот так...

- Слушай, Тимоха, - проговорил упавшим голосом Добрынин. - У тебя тут выпить есть?

- Нет, не разрешают здесь, - сказал Волчанов. - Нам не разрешают, военным...

- Жаль, - Добрынин прикусил губу. - У меня в вещмешке есть фляга, но вещмешок милиционер забрал утром... на входе...

- А-а, - выдохнул Волчанов, - это не проблема! Сейчас!

И он позвонил на милицейский пост, приказал срочно принести ему находящийся у них вещмешок товарища Добрынина.

Народный контролер оторопел- он никогда не слышал, чтобы Волчанов так громко и строго кричал на кого-нибудь, как он кричал в этот момент на дежурного милиционера.

Через минуту бледный милиционер занес вещмешок и тут же убежал как-то совершенно не по-военному. Не попрощавшись, не отдав чести.

- Ну, доставай! - Волчанов кивнул Добрынину на мешок.

Пока пили, поминая друзей, Ваплахова, товарища Тве-рина, зашел на минутку полковник Омельченко - принес скрученный и перевязанный бечевкой матрац и по-военному свернутое в "сосиску" зеленое одеяло.

На следующий день с шести утра тысячи репродукторов разносили по Москве тяжелую классическую музыку, прерываемую каждые десять минут официальным сообщением о смерти товарища Тверина.

Когда Добрынин проснулся, услышав эту музыку, Волчанова в кабинете не было. Его матрац и одеяло были уже скручены и лежали в углу.

Добрынин оделся, выпил воды из графина, стоявшего на подоконнике. Выглянул на улицу.

Окна кабинета выходили на Красную площадь. Добрынин увидел, как два десятка дворников под надзором милиционеров сметают с булыжника площади опавшие листья, собирают их в кучи и, полив бензином из канистр, поджигают.

Пришел Волчанов. Он выглядел свежим и бодрым. Одет был в штатское.

- Ну как, выспался? - спросил он Павла.

-Да.

- А я сходил венок нам выбрал. Знаешь, всегда в таких случаях лучше раньше прийти. А то я как-то задержался, кого-то из секретарей хоронили мы тогда, пришел за венком, а там уже только один оставался "От коллектива Второго московского мясокомбината". Так неприятно в душе было. Вот, думал, смотрят на меня люди на улице и думают - мясник идет! Форму ведь нельзя надевать.

- Почему? - спросил Добрынин, скручивая свой матрац.

- Это если закрытые похороны, если кто из наших умер, то можно, а если правительственные - черный костюм и галстук. Порядок такой...

Добрынин понимающе кивнул.

Завтракали они в дежурном буфете на четвертом этаже. Очереди там не было. Сонный буфетчик три раза переспрашивал Волчанова насчет заказанных яиц.

- Так в крутую или в мешочек? - голос его был сиплым.

- В мешочек! Сколько можно говорить! - рыкнул Волчанов.

Буфетчик кивнул и нырнул в подсобку, где стояла плита.

- Ну а какой ты венок выбрал? - спросил Добрынин, размешивая сахар в чае.

- "От рабочего класса Ленинского района Москвы". Красивый, еловые ветки и розы. Раньше таких не делали.

К одиннадцати часам Красная площадь была почищена и помыта. Дворники уже ушли, остались только милиционеры, стоявшие через каждые десять метров.

Печальная классическая музыка продолжала литься из репродукторов. Внутри Кремля сформировалась траурная колонна. В первых ее рядах стояли. Держа венок, Волчанов и Добрынин.

Подъехал военный тягач с орудийным лафетом, стал впереди колонны.

Какие-то люди в штатском суетились, бегали мимо. Венок показался Добрынину тяжеловатым. Суетливые люди подбежали к лафету, накрыли его красным ковром. Потом поднесли к лафету гроб, установили его ровненько на красном ковре.

Добрынин поднялся на цыпочки, пытаясь рассмотреть лицо лежавшего в гробу.