Светлана Дильдина - Попутного ветра!
В полной мере ощутил себя привидением, появившись прямо в камере Ная.
Я не думал, что с ним серьезное может быть. Они ж не идиоты — возможный источник информации перекрывать. Только я забыть ухитрился, какое это существо — Рысь. Он кого угодно доведет, а в особенности — себя.
Не знаю, что с ним делали. И знать не хочу. Он серый весь был, глаза запавшие… но следов никаких, да кто бы и сомневался. Только в уголке рта — кровь. Сначала я испугался — вспомнил одного, с внутренним кровотечением; тут уж не помогу ничем… Потом присмотрелся — нет, просто губу прокусил, а голова набок, вот кровь и стекала, и так засохла.
Я позвал его. Он открыл глаза, медленно-медленно.
В них… если в зеркало глянуть, а твое отражение вдруг посмотрит оттуда самостоятельно — в упор на тебя… Уж не знаю, каким меня видели люди, но в глазах Рыси я увидел себя — неживого, то есть взгляд неживой, с той стороны.
Он и сам перестал быть собой. В нем будто отключили жизненные силы — я чувствовал только холод и нежелание оставаться здесь. Эх, Рысь… ты никогда не метил в герои. Может, и зря… одно дело бороться за свои идеалы, за свою правду или еще что-нибудь в этом роде, а другое — попасть под жернов, которому ты, в сущности, безразличен.
Наручники — литая "восьмерка" — было не снять, конечно. Подумал — зачем они? Все равно никуда Най не убежит. Потом догадался — в "воспитательных целях". Я приказал Пленке… потом почувствовал, что она сама сообразила — в меня будто влили силу. Конечно, сам Най идти бы не смог. Я взвалил его на плечо. Вытащил в коридор.
Страшно было — не удержаться; идти обычным путем невозможно, охрана же. А иным… Удачно, что Наю было настолько плохо — он, считай, сам почти провалился на ту сторону.
Но соображал. Или, напротив, бредил?
Слышу — окликает меня еле слышным шепотом:
— Мики, ты кто?
Я молчу.
Больше всего я боялся вывалиться из этого коридора туда, на трассу… я не сумел бы отвезти Рысь обратно. Может, и сумел бы, но шел и молился про себя, чтобы не пришлось делать этого… ведь не я распоряжаюсь, кому и куда. Если Най окажется там… Адамант мог бы позволить, так он ведь не бесенок из коробочки, чтобы выскакивать, когда мне угодно. А может быть, Адамант не имеет ни малейшего отношения к Рыси… тогда хуже всего. Но он сам говорил — чудо возможно. Я молиться никогда не умел, но, может, меня услышат и так, и подарят — маленькое чудо? Пусть я не заслужил, но он-то? Он песни писал, хорошие… говорят, искусство очищает души.
Так, изводя себя, я добрался до выхода. Меня еще хватило на то, чтобы открыть дверь и свернуть за угол, в подворотню с облезшими стенами, и тут я кончился совсем. По счастью, никуда нас не перекинуло. Най сидел так, как я его уронил — в позе сломанной куклы, и стонал еле слышно.
А ему ведь нельзя домой. А куда? Я даже подвалов нормальных не знаю… да и там делать-то что? Те, что не заперты, наверняка в крысах и мусоре… Рыси точно туда не надо, ему бы покоя, заботы…
Я не был уверен, что он сейчас понимает, кто рядом с ним. Если по моей милости Най окажется на трассе с билетом в один конец… может быть, и не по моей — но ведь никогда не узнаю. Тогда-то что?
На мою ветровку сыпался снег — поведя глазами по сторонам, я понял, что снежинки падают только на меня одного. Дуновение трассы…
Ну вот и прекрасно. Я с человеком, которого нельзя оставить, нельзя отвести домой или к кому-то из известных друзей… и могу в любой миг очутиться там…
Вверху, привязанная к чугунной балке, болталась полосатая тряпка. Поглядев на нее, я вспомнил воздушных змеев — у них тоже были яркие подвижные хвосты, только трепетали, замирая от осознания, сколь высоко поднялся змей, движения их полны были гордости. Воздушные змеи и дельтапланы умеют летать, а случайно попавшие к небу куски пестрой ткани могут только упасть.
Я встал и позвал Ромашку.
У Айшана дом хорошо расположен — двор-колодец, вход через подворотню, если кто поставлен следить, торчать он будет снаружи, а не в самом дворике. А окна квартиры Айшана выходят и во двор, и наружу.
Понимая, что Адамант меня пришибет, если перехватит, я свернул на боковую улочку неподалеку от квартала Айшана, и помчался напрямик по обочине своей трассы, плевать мне было на стены — сейчас их не существовало.
Не знаю, сколько на это ушло секунд, знаю только, что друга своего я убил — весь путь он проделал в состоянии клинической смерти. Если несколько секунд, это не страшно, уговаривал я себя — мысли были очень длинными, а путь — коротким.
Потерпи еще, Най. Только не соскользни…
Айшан опешил, видя нас на пороге, но повел себя хорошо. И не расспрашивал — только бросил короткий прямой взгляд, глаза в глаза.
Ная он перенес на диван в маленькой комнатке, где обычно спали гости-родственники: Най был неподвижный и встрепанный, как тряпичный клоун — делай, что хочешь.
Осмотрел, усмехнулся невесело. Порылся в ящичке-аптечке, вытащил шприц, заправил ампулу с чем-то белым. Перетянул Наю руку. Сразу нашел вену на сгибе локтя, сделал укол. Потом достал штуку, похожую на карандаш, приложил к наручникам, покрутил. Те щелкнули противно и разомкнулись.
Я во все глаза смотрел на Айшана. Таким его не видел — сосредоточенным, без обычной солнечной улыбки или хоть светлого сияния невидимого. Сейчас он выглядел лет на двадцать пять самое меньшее…
— Ничего. Поднимется скоро.
Я и сам знал — чувствовал, можно было не успокаивать. А вот навыки Айшана оказались для меня сюрпризом. Интересно, что он еще умеет? Солнечный мальчик, собачонка Службы, медик, взломщик… интересно продолжить список.
Он перехватил мой взгляд, мотнул головой:
— Самые простые. Да их легко открыть, Мики, просто вы не интересовались никогда…
— А ты? Готовился, вдруг придется — на будущее? — не уверен, что просто шутил. Но Айшан улыбнулся наконец, хотя вроде невесело было совсем:
— Нет. Говорят, от любопытства кошка сдохла… но я же не кошка.
Сидя на подоконнике, я поглядывал вниз. Нет, жить в квартире с видом в подобный дворик мне было бы трудно. Слишком он маленький, нарочито уютный. Ромашке, кажется, тоже было не по себе. С соседней комнате Айшан чем-то поил Ная… неправильно всё, Рысь — это Рысь, он должен быть ленивым, беспечным, уверенным в своей правоте, а не беспомощным, как младенец…
Все мы должны больше, чем обещаем сами себе…
В ушах пульсировала — беззвучно — песня, я слышал ее один раз — после Най от этой песни отпихивался, как мог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});