Геннадий Тищенко - Операция «Гильгамеш»

Больше всего внимания дядюшка уделил фонарям и «грузовым аэростатам», быстро надуваемым под водой. То есть всему тому, с чем придется работать лично мне. Он знал, что пацаны Костолома не смогут погрузиться глубже, чем на тридцать-пятьдесят метров. Как, впрочем, и он сам. Но об этом, разумеется, знали только я и дядюшка. Все остальные думали, что до самого затонувшего судна мы будем спускаться вместе. Не знают они пока, что «Моздок» лежит на стометровой глубине. Ну, и пусть… Не их дело, как мы добудем то, что не им принадлежит.

И не будет им принадлежать…

До места назначения плыли долго. Я задремала, растянувшись на теплой палубе, однако место гибели корабля все-таки почувствовала. Вскочив на ноги, я тихонько потрясла плечи дядюшки, который, оказывается, только делал вид, что спит.

— Это где-то здесь!.. — шепнула я.

Быстренько нажав кнопку на одном из своих хитроумных приборов, дядюшка вновь разлегся на палубе.

Через несколько секунд приборчик зазвонил. Как обыкновенный будильник.

Костолом чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Ну, мать вашу! — пробормотал он. — Поспать, суки, не дадут!..

— Этак, все сорок девять миллионов проспишь, — потягиваясь, пробормотал дядюшка.

— Почему сорок девять? — спросил Костолом. Спросил, конечно же, спросонья, не отдавая себе отчета. Но мне и без того давно было ясно, что Иван Захарович совершенно не собирается делиться с нами нашей долей. В конце концов, в честь чего он должен дарить кому-то миллион баксов?! Дураку понятно, что к вечеру ему не с кем будет делиться. «Нет человека — нет проблем!» Лишь дядюшка по своей наивности надеялся, что Костолом собирается нас, таких важных свидетелей, оставить в живых. Дудки! Ведь нас впоследствии могли захватить и расколоть люди Легата. И заставить работать на них.

Я вдруг вспомнила эпизод из фильма Тарковского «Андрей Рублев», в котором удельный князь повелел ослепить мастеров, чтобы они не могли работать на его брата. Обычная практика всех феодальных князьков, от которых лидеры современных криминальных группировок мало чем отличаются. Нас проще было уничтожить, чтобы мы никогда не смогли работать еще на кого-то…

Конечно, определенная логика в рассуждениях дядюшки тоже была. В его интеллигентском сознании не могла уложиться примитивная логика Костолома. По мнению дядюшки нас должны были холить, лелеять, и, вообще, пылинки с нас сдувать. Ведь мы могли поднять сокровища еще с десятков затонувших кораблей. И практически с любой глубины шельфа. Причём, не только черноморского!..

Ну, не мог мой дядюшка, с его сложным многоходовым мышлением, опуститься до полуживотного, примитивного сознания Костолома.

А рассуждал наш губитель предельно просто: «достали ценности со дна морского и баста! Мавр сделал свое дело, — мавр может умереть…»

Ну, действительно: на кой черт мы будем ему нужны после операции? Одни лишь дополнительные хлопоты…

К счастью, вопрос Костолома озадачил даже моего доверчивого дядюшку. Причем озадачил настолько, что у него хватило ума не напоминать Костолому о причине усечения общей суммы на целый лимон…

— Не пойму, как эти ваши фигульки работают? — басил между тем Костолом. — Тут глубины, почитай, больше сотни метров?

— Сто восемь, — уточнила я, взглянув на циферблат своих часов. Словно они показывали не только время, но и расстояние до морского дна.

— Все равно, не понимаю, — не унимался Костолом. — Особливо — как вас на такой глубине не раздавит. Вон мои пацаны… Насколько уж стреляные, а ведь ни в какую на такое не пойдут… Да-а… наука, блин!..

— Перед погружением нужно произвести специальную вентиляцию легких, — заявил дядюшка, когда «Мурена» замерла на изумрудной глади моря.

— Барокамера готова, смесь зарезервирована! — резво отрапортовала я, поедая дядюшку влюбленными глазами.

— Ну, давайте… — Костолом смачно потянулся. — Только шибко не затягивайте…

— Все будет путем, Вань, — дядюшка впервые, на моей памяти, дошел до такой фамильярности и до подобных вершин актерского мастерства. — Сейчас надышимся смесью и отправимся…

Между тем несколько бандюков столпились на баке, размахивая руками и показывая куда-то за борт.

Костолом встрепенулся и со скоростью немыслимой для его тучного тела умчался на бак. Заинтригованные мы с дядюшкой, последовали за ним.

Прямо по курсу, метрах в пятидесяти, покачивалась на волнах спасательная шлюпка с «Моздока». В ней находилось пять чудом спасшихся пассажиров и трое матросов.

— Плохо ты, Тарасыч, сработал, — пожурил Костолом мужичонку с водянистыми бесцветными глазами, стоявшего рядом с ним. — Обещал ведь, что свидетелей не останется… Придется из премии вычесть…

— Уж, и не знаю, как они умудрились! — пробормотал Тарасыч. — По всем статьям утопнуть должны были…

— Ты же говорил, что ни одна тварь не уцелеет, — вкрадчиво молвил Костолом, буравя грозным взглядом тщедушного Тарасыча.

— Так ведь и не уцелеют… — мерзкая рожа Тарасыча расплылась в беззубой улыбке. — Смотри, шлюпка-то — словно дуршлаг…

Пассажиры и матросы с «Моздока» и впрямь из последних сил вычерпывали, чем попало воду из шлюпки, едва державшейся на плаву.

— Добей, чтоб не мучились, — не очень натурально зевая, сказал Костолом. — А впредь, ежели не желаешь потерять башку, точнее взрывы свои рассчитывай…

Подобострастно улыбаясь, Тарасыч бросился выполнять приказ. Неведомо откуда он притащил гранатомет, упер в плечо приклад и шарахнул по шлюпке.

Когда рассеялся дым, шлюпки на воде не было. В минуту Тарасыч с подручными добил двоих чудом державшихся на воде пассажиров «Моздока», и меня с дядюшкой повели на корму, к барокамере…

— Значит, кранты нам?.. — спросил дядюшка, когда мы загерметизировались в барокамере.

— Вентиляция, как я понимаю, нам нужна, как мертвому припарки? — спросила я, в ответ.

— Естественно. После погружения — конечно нужна, а сейчас…

— Неужто и до тебя дошло, что не жить нам после нашей миссии?

— Дошло… — дядюшка попытался грустно усмехнуться, но взгляд у него был окончательно затравленного человека.

— Ну, ладно… — я чмокнула дядюшку в щеку. — Если даже ты, при всей твоей доверчивости, осознал… Короче, ты у меня, оказывается, еще ого-го! Хоть и большой наивности товарищ, а кое-что всё-же соображаешь…

— Не нравится мне сегодня Иван, — прошептал дядюшка. — Похоже, я его все-таки идеализировал…

— Самое паршивое: он, благодаря тебе, давно уже догадывается о моих способностях, — едва слышно сказала я. — Просто молчит до поры, до времени…