Натали Хеннеберг - Кровь звезд
Из-за столов слышались крики.
– Именем залитого кровью Тау! Он спит в своей дамасской кольчуге. Однако это дьявол с самыми большими рогами во всем королевстве!
– А граф Д'Алфагес уехал и увез с собой рыцаря Д'Эстандера к великому несчастью для графини Изолины. Они уехали в пустыню пять лет назад, а из этого следует, что они, возможно, погибли.
– Отдал за двенадцать… лошадей, три мешка цехинов и свою жену. Она была прекрасна с доходящими до колен волосами. С тех пор никто не оспаривает его титул.
– Отведайте этого шодума: даже в раю Святой Петр не пирует так!
На второе подали более серьезные вещи на огромных серебряных блюдах. Здесь были шесть паштетов из оленины, приправленных индийскими пряностями, жаренные в перьях павлины, фазаны с апельсиновой цедрой, опаленные на огне куропатки, посыпанные тмином бекасы и лесные жаворонки с кровью, нанизанные на веревочку жареные дрозды. Сарацины восхищались неизвестными им дарами моря; огромная, как ягненок, лангуста была подана на блюде с раскрывшимися морскими звездами розового цвета, ее поддерживали на своих панцирях омары. Живая голубка несла на шейке веточку оливкового дерева, и Абд-эль-Малек мрачно улыбнулся при этом намеке на мир.
Легкие рейнские вина уступили место сохранившему вкус винограда густому аликантскому вину, которое очаровало гостей.
А затем на столах среди гор нарезанного хлеба появились павлины, косули, целиком зажаренные газели, от которых шел аромат имбиря, с начинкой из коринфского изюма и сладкого перца. На блюдах лежали усыпанные маслинами и лимонными корочками ягнята и слоеная пастилья, фаршированная яйцами. Шесть негритят приблизились к столу, неся на плечах блюдо, от которого приверженцев Терваганта бросило бы в дрожь, – свинью и молодых кабанов под кремом из репы. Рыцари северных стран стали аплодировать, и король сам разрезал это основное блюдо.
Густое кармельское вино лилось рекой.
Менестрели вновь затянули свои песни; сейчас они хвалили всех принцесс начиная с Бертильды, которая приходила в отчаяние от возможности закончить жизнь настоятельницей монастыря на горе Фабор, до малышки Мадлен, которая сосала еще молоко своей кормилицы. Последней прозвучала песня для Анны. Уже приступили ко второму куплету, когда поднялся Великий Магистр.
Он считал, что пришло время нанести сокрушительный удар. Присутствие Конрада, которого он не осмеливался назвать своим сыном, пробудило в нем старые обиды, мучительные воспоминания о прошлом, когда он ничего не боялся и вдруг все потерял. Он так ненавидел «демонов в виде женщин», но было время, когда он мог продать душу за улыбку одного из этих демонов. Затем он искупал грех, хлестал свое тело и ходил по шипам и розам. Число сраженных его рукой неверных и освобожденных христиан, наверное, открыло бы перед ним ворота рая…
В каждой закрытой вуалью женщине он видел только длину ресниц и лебединую шею. Он вновь видел страстно желаемую, безвозвратно ушедшую от него Русалку. Чтобы умертвить свою плоть, он отказался от своего сына, от своей крови! И вот какой-то триполец с лицом девушки требует только для себя стыд и славу быть любимым Стихией!
Во второй раз за день произошла более чем странная вещь. Магистр Ордена собирался пригрозить небесными молниями тому, кто нарушает свой долг, отхлестать демона, призвать народы к миру. Когда он заговорил, гробовая тишина воцарилась в рядах как неверных, так и христиан. Опьянев, Гуго Монферратский стал хвалить войну.
– Она является венцом для храбрых и утешением для опечаленных, – заявил он, – единственной после Девы Марии дамой, достойной почестей, возносимых ей рыцарями, единственной, у которой нет изъянов и которая никогда не предаст! Суровая и чистая, как клинок, мысль о ней делает кости крепкими, а кровь – горячей, и человек, который прожил жизнь в боях, не боится никаких ночных ужасов.
Он стал превозносить великих языческих героев, которые сражались в одиночку под стенами Илиона и, конечно же, служили не обольстительнице Елене; их высокие человеческие достоинства радовали само небо. Но он, однако, восхищался и варварами, которые шли сквозь стену огня и пили ячменное пиво из черепов своих врагов.
– Война – моя дама! – кричал он. – И ручаюсь, что нет ее прекраснее.
Гости-эмиры положили руки на свои кривые сабли, король Ги побледнел, а преподобный де Фамагуст чертил в воздухе странные знаки.
Чтобы заглушить громовой голос, арфы и синоры вновь приятно застонали, а менестрели запели в честь Анны на прованский манер: Анна – голубка и жасмин, губы ее – сущий мед, а руки – два озера звезд. Счастлив тот, кто будет обладать этим богатством! Но эти странные, витиеватые слова падали в красную от полыхающего огня ночь, не убеждая присутствующих.
Жильбер Д'Эст, в серебряной долматике, еще бледный от недавнего шока, с волосами, смазанными нардой, стоял среди закаленных в боях воинов. Это и в самом деле был житель другой планеты.
Великий Магистр почувствовал упадок сил и крикнул:
– Перемирие, вилланы! Каждому свою красавицу!
– Нравится? – спросил надменно принц Триполи.
Конрад заволновался: за плечами Гуго были Храм и Церковь, все традиции и запреты; Дест был один и дважды отступник.
Но он был астронавтом с Земли.
– Я имею в виду, – орал Великий Магистр, стуча по доскам стола огромным кулаком, – как мало стоят дамы и даже самые знатные принцессы для того, кто отдал душу сатане!
Наступила тишина. Король перестал гладить свою девочку-арабку. Отражаясь в реке, мерцали факелы, и было слышно, как вдали, в пустыне, скулил шакал. Принц Триполи поднялся.
На столе на расстоянии вытянутой руки стоял украшенный драгоценными камнями рог зубра, до краев наполненный вином; эта массивная чаша весила больше, чем слиток свинца. Дест схватил ее и бросил в голову Гуго.
Колосс зашатался, кровь брызнула из его глаз. Тамплиеры вскочили и схватились за свои мечи. Поднялись со своих мест, лязгая оружием, трипольцы. На мгновение сложилось впечатление, что феранцузы собираются уничтожить друг друга на глазах их гостей – неверных.
Послышался голос Конрада, перекрывающий шум. Бледный, он продолжал сидеть; гладкие волосы обрамляли его лицо, и многие подумали, что перед ними прекрасный демон… Но повелительные волны его мыслей остановили Великого Магистра, они вселили неуверенность в оба противостоящих лагеря, и, таким образом, было выиграно время.
– Мир, рыцари, – сказал он, – именем короля! Мы все пьяны! Если бы защитники Сиона убивали бы друг друга этой ночью, это было бы весельем в аду! Почтенный брат Монферрат, вы оскорбили принца Триполи, но тамплиер не может драться с христианином в Фалестии: ваш меч принадлежит Богу. Это дело касается меня, так как я принадлежу к вашему роду, оно касается также и принца Д'Эста и будет разрешено, как вам будет угодно. А пока, клянусь Тау, я убью всякого, кто обнажит меч.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});