Дмитрий Янковский - Властелин вероятности

– Маркс все чересчур упростил. – Сергей покачал головой. – Далеко не вся реальность дана нам в ощущениях. Пульсары, квазары, молекулы, атомы… Нам приходится создавать приборы, которые переводят все это в доступные нам ощущения. Чаще всего в зрительные.

Анечка вспомнила, как выглядит мир через окуляры эфирного детектора, затем подобрала скомканный самолетик и начала его расправлять.

– Мир ведь бесконечен, – продолжал Сергей. – Наверняка есть нечто, чего мы не можем увидеть лишь потому, что у нас нет соответствующих приборов. Мы привыкли доверять лишь зрению, но мне это не кажется правильным. Иногда нужно доверяться другим ощущениям, и правильность осознания придет сама. Похоже, древние умели это делать. А мы разучились.

Анечка сложила самолетик по старым сгибам. Он получился лохматым и потрепанным. Она уже готова была снова его запустить, когда Сергей вдруг увидел на крыле отсвеченные небом короткие строчки.

– Постой-ка! Там что-то написано. – Он успел выхватить самолетик, развернул его и прочел вслух:

Сквозь сваи и свалкиЗвенят трамваи,Свиваются рельсыВ прическу Горгоны.Пугаются ржаво на стыках вагоны,И я не могуОтыскать названия,И я не могуПонять закона.Я этот город держу в ладонях,Липкий пятак или липкие листьяЛипы притихшей. В мареве знойномГонит меня в отупении полдняПризрак, похожий лицом на выстрел.Током ударит озноб от мысли —Все уже было.Тысячу лет,Сквозь сваи и свалки,Ржавый трамвай пробивает дорогу.Тысячу летКовыляет вразвалкуВ черном пальто идиот одноногий.Тысячу летОн идет вдоль забораИ собирает репьи на медали.Тысячу летУсмехается ворон.Тысячу летЯ еду в трамвае.

Слова завораживали, создавая странное ощущение близкого открытия. Трамваи медленно ползли по блестящим путям.

– Надо же! – воскликнул Сергей. – Кто-то послал нам письмо. Зачем? Почему? Что он такое почувствовал, из-за чего не смог удержаться?

– А может быть – просто? Случайно? – вздохнула Анечка.

Ветер рванул край платья.

– Нет, – покачал головой Сергей, опершись об узенькие перила ограждения крыши. – Это нам принес ветер. Такое можно было написать только на такой же крыше. Именно в таком месте мне пришла в голову мысль, что в движении трамваев есть какой-то непонятный закон. Я чувствую это, но понять не могу. Как будто в нашем мире два закона, один из которых питает знание, а другой веру. Мы верим в то, что жизнь родилась и развивается по воле бога, но знаем, что это лишь слепая нить эволюции. Верим в существование инопланетян, но знаем – их нет. Мы придумываем в книгах межзвездные корабли, зная, что скорость света преодолеть невозможно. У нас есть предания о магах, драконах и древних богах, но мы знаем, что их не бывает. Почему так? Словно память человечества и память личности имеют совершенно разный источник, словно когда-то мы жили в совершенно другом мире с совершенно другими законами.

Анечка почувствовала усиливающуюся тревогу, но объяснить ее себе не смогла. Почти в тот же миг перила ограждения лопнули, со скрипом выпятились за пределы крыши и рухнули вниз.

Сергей еле успел отскочить от края.

– Ни фига себе! – шепнула Анечка, втянув голову в плечи.

Секунда пронзительной тишины замерла в воздухе, и ограждение с лязгом рухнуло. Во дворе кто-то перепуганно завизжал.

– Господи, – прошептала Анечка. – Мы никого не убили?

Кричали что-то про новую машину и проклятых наркоманов на крыше. Дрожа от страха, Анечка ухватилась за надежный с виду кровельный лист и посмотрела во двор. Внизу стоял джип «Шевроле», изуродованный рухнувшим фрагментом решетки, а вокруг него бегала расфуфыренная хозяйка, визжала и грозила кулаком в небо. Из подъезда выскочил толстый мужик и принялся орать не менее истерическим голосом..

– Надо сматываться. – Сергей потянул девушку за руку. – Пойдем. А то вряд ли нам удастся доказать свою непричастность.

– Да уж! – вздохнула Анечка.

Они спустились на пыльный чердак и бегом направились в дальнее крыло дома, перепрыгивая через доски, коробки и пустые ржавые банки из-под масляной краски. Вдруг Анечка остановилась и, взвизгнув, стала отирать с лица что-то невидимое.

– Паутина! – выговорила она наконец.

– Что? – рассмеялся Сергей. – Ты паутины боишься?

Он помог ей снять с лица липкую гадость.

– Терпеть не могу! – по голым рукам Анечки пробежала волна мурашек. – Ее же пауки плетут! Бр-р-р-р! Фу, даже думать не хочется.

– Понятно, – Сергей снова потянул ее за руку. – Арахнофобия. Бежим скорее, а то сейчас тут появится разъяренная парочка с бейсбольными битами. Это будет похуже пауков.

Анечка побежала следом за ним.

– Хуже пауков ничего нет, – буркнула она на бегу. – Даже бейсбольные биты лучше!

Они добежали до конца чердака, и Сергей рванул на себя люк в полу. Внизу звякнуло, что-то упало на бетонный пол, и люк распахнулся.

– Лестницы нет. Как же я слезу-то? – Анечка жалобно посмотрела на Сергея.

– Бывает, – усмехнулся Сергей и солдатиком прыгнул в люк. – Прыгай, я ловлю.

– Высоко! – Анечка неуверенно глянула вниз.

– Это только кажется. Не бойся.

– Я не высоты боюсь, а тебе по голове коленом попасть.

– Забудь. Представь, что прыгаешь с садовой скамейки.

Анечка закрыла глаза и прыгнула. Внутри все замерло на краткий миг полета, и тут же крепкие руки ухватили ее за талию. По коже пробежала теплая волна от короткой близости тел.

– Оп! – выдохнул возле уха Сергей.

Пол упруго ударил в ноги.

– Видишь, ничего страшного. Все, бежать больше не надо, спокойненько спускаемся и идем дальше.

Он внимательно глянул ей в глаза, медля отпустить руки. А она медлила отстраниться.

– С тобой все в порядке? – шепнул Сергей.

– Да, – улыбнулась она. – Только сейчас я почувствовала, как сильно перепугалась.

Они прислушались – на лестнице было тихо. Стараясь не шуметь, пошли вниз.

Подъезд выходил прямо на линию, редкие в этот час машины светили фарами в сумерках белой ночи. Напротив два фонаря подсвечивали пятнами желтого света пластиковую вывеску над магазином: «Окна. Аквариумы. Зеркала».

С проспекта донесся вой милицейской сирены. Анечка вздрогнула, но Сергей крепче сжал ее ладонь.