Яна Завацкая - Вернуться домой

  Например, еще раз по душам поговорить с психологиней. Прояснить ее связь с фондом Фьючер.

  Колбаса и сыр кончились, в холодильнике сиротливо жалось к стенке единственное прошлонедельное яйцо. Я разбил его на сковородку, тем временем поджарил тост и поставил кофе. Все-таки надо нормализовать свое питание, этак язва мне гарантирована. Кикс с шумом спрыгнул с подоконника, запутавшись в шторе, несколько секунд я с опаской глядел на шатание карниза, но к счастью, все обошлось. Яичницу я положил на тост, и сел пить кофе с этим бутербродом, одновременно просматривая гугль-новости в ноутбуке.

  Не телек же смотреть, чтобы узнать, что в мире творится.

  В мире все было по-прежнему.

  Россия опять собачилась с Грузией по поводу границ. На Ближнем Востоке маленькое, но хорошо вооруженное государство угрожало более крупному, но слабо вооруженному; одновременно в соседней стране шла гражданская война, и вся Европа возмущалась, как это правительство тирана (при котором вырос жизненный уровень, и женщины получили хоть какие-то права) смеет использовать в войне имеющуюся в стране армию; гремели взрывы, женщины оплакивали убитых, раненых увозили в переполненные больницы; все шло к тому, что скоро доблестные летчики НАТО внесут свою лепту в разрушения, сделав их полными и окончательными. Война шла и в Афганистане; очередной дебил расстрелял там без всякого повода две афганских семьи с женщинами и детьми; американский президент заявил, что скорбит об этом случае.

  В самой Америке который уже по счету маньяк с автоматом на автобусной остановке начал пальбу и убил семерых человек, после чего застрелился сам. Во внутренних районах Африки опять возникла угроза большого голода; в связи с кризисом никто не выделял достаточных средств, чтобы спасти обреченных. На поверхности океана в Норвегии расплывалось большое нефтяное пятно; ученые предупреждали об опасностях климатической катастрофы. В Испании бастовали, в Мексике полиция расстреляла демонстрантов.

  Словом, ничего особенного в мире не происходило, рутина, банальщина. Можно сказать, тишина и покой.

  Я уже завершил свой завтрак, когда мобильник выдал радостный "Марш тореадора".

  Номер был мне совершенно незнаком, но начинался с 007 - следовательно, звонили из России. На всякий случай я включил диктофон и только затем нажал кнопку с зеленой трубкой.

  - Оттерсбах.

  Голос в трубке был чужим, взволнованным, говорил он по-английски с ошибками и очень сильным акцентом.

  - Господин Оттерсбах? Ваш номер был найден у некоего Макса Линда, насколько я понимаю, это ваш сотрудник?

  - Да, - произнес я, холодея, - а в чем дело? С Максом что-то случилось?

  - Он мертв. Вы можете нам помочь? Нам нужна информация...

  - Простите, вы из русской полиции?

  - Да. Мы расследуем убийство. Прошу вас оказать помощь.

  - Макс - мой помощник. Я частный детектив; по моему поручению Макс в России расследовал дело о похищении ребенка. Есть уверенность, что он был убит?

  - Поскольку ваш помощник был застрелен двумя выстрелами в сердце, это единственное предположение. Но вы понимаете, что я не могу дать вам информацию о деле. Какое именно поручение имел ваш помощник?

  ќ- Подождите. Я расскажу вам все, конечно. Но скажите только одно - пули, которые попали в Макса... были ли они найдены?

  - Нет, - после некоторой паузы ответил собеседник, - ранение не сквозное, но в теле пуль не обнаружено. Что вы знаете об этом?

  Кое-как, с переспрашиваниями и повторениями, я изложил часть информации об этом деле, которая наконец устроила русского полицейского.

  Затем я отключил мобильник и отправился на сайт Люфтганзы; там я, наконец-то исполняя настойчивое желание Жанин Шефер, взял на завтра билет в Россию, прямо до Зеркальска.

  Мне еще сегодня кота пристраивать.

 1946 год, Шамбала. Анку Виллара.

  Прямо под центральной энергостанцией располагалась Аруапа - центральная площадь, где практически всегда собирался народ. Там обычно обсуждались разные дела - обсуждались совместно, у амару не бывало никаких правительств и даже парламентов. Вернер еще плохо понимал, о чем там говорят, но любил бывать на Аруапе - потолкаться в толпе, поздороваться со знакомцами, просто понаблюдать. Тренировался в языке и произношении.

   От Аруапы вниз по спирали уходила единственная улица селения, в центральных зданиях, как правило, никто не жил - там располагались библиотека, школа и другие, еще не очень понятные Вернеру учреждения. Библиотека особенно понравилась ему. Собственно, амару не нуждались в бумажных книгах - любые тексты можно было вносить в кита и читать с небольшого экрана, это требовало лишь привычки. Но у них была и библиотека - вернее, Хранилище, где находились бумажные книги на всех мыслимых языках, все, что выходит и выходило когда-либо в мире, а также картины - копии всех известных картин и масса оригиналов, созданных в Шамбале, грампластинки, статуи, статуэтки, гобелены, керамика, литье, резные миниатюры, нэцке, глиняные игрушки, ювелирные украшения и многое, многое другое. Хранилище было фантастически огромным, необъятным, его этажи уходили глубоко вниз, в толщу скал.

  Вернер любил книги, он так давно был этого лишен, и таким наслаждением теперь было бродить в библиотеке вдоль стеллажей, вдыхая прекрасный запах бумаги, брать с полки то один том, то другой, раскрывать его... Немецкий зал располагался глубоко в толще скальной породы, Вернер спускался туда с помощью платформы-подъемника, которая разворачивалась вокруг стебля по спирали, входил в святилище разума, где над крошечным столиком в полумраке парила пирамидка из горного хрусталя.

  Поворотом пирамидки зал освещался чистым, почти дневным светом, и можно было уже ходить вдоль шкафов - здесь выхватить несколько строк из Канта, там скользнуть по строкам Новалиса...Сорвать со стены плод фаноа, чтобы утолить жажду, и бродить дальше, в радостном предчувствии встречи с новой книгой.

  А потом Вернер поднимался наверх - можно было взять книгу домой или же читать ее наверху, в удобном кресле-ложе. Но чаще Вернер шел домой, к Инти. Это и был собственный дом Инти, семейный дом - муж ее погиб, а детей у них так и не появилось, и потому Инти одна жила в этих просторных комнатах. Как-то она призналась, что дома этого для нее слишком много, что это пространство пугает ее и наводит тоску. Но куда перебираться? Родители ее уже не жили в Шамбале. Это ее собственный дом, она и муж получили это помещение после свадьбы. Вернера она сразу взяла к себе, так удобнее было его наблюдать и лечить. Больница в Шамбале есть, но врачи нередко берут больных прямо на дом. Ведь больных, собственно, немного - во всяком случае, тяжелых, требующих стационара.