Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 2

Верховный министр переоделся и весь сиял чистотой и свежестью. На челе его не отражалось ни суеты, ни сомнений, и разве пришло бы кому-нибудь в голову, что это чело может вспотеть?

Дружеская беседа началась. Арвардан старательно передал наилучшие пожелания высоких лиц Империи народу Земли. Верховный министр не менее тщательно выразил благодарность, которую долженствовала испытывать вся Земля к щедрому и просвещенному правительству Империи.

Арвардан остановился на значении археологии для имперской философии, на ее вкладе в великую концепцию о братстве людей всех миров Галактики. Верховный министр вежливо заметил, что Земля давно согласна с этой концепцией и надеется, что вскоре настанет время, когда Галактика претворит ее в жизнь.

Арвардан слегка улыбнулся на это.

— Ради этого я и посетил Вас, Ваше Превосходительство. Все различие между Землей и соседними с ней доминионами Империи состоит, возможно, в разном образе мышления. Возможно, удастся избавиться от многих разногласий, если будет доказано, что земляне, как раса, ничем не отличаются от прочих галактиан.

— Как же вы намерены это доказать, доктор?

— В двух словах не объяснишь. В археологии, как, возможно, известно Вашему Превосходительству, существуют два основных течения, обычно называемых теорией Мергера и радиальной теорией.

— Я имею представление об этих теориях, хотя и дилетантское.

— Очень хорошо. Итак, теория Мергера говорит, что разные виды человечества, развившись независимо друг от друга, перемешались между собой в раннюю, почти не оставившую документов эпоху первобытных космических путешествий. Иначе невозможно объяснить тот факт, что современные люди так схожи между собой.

— Да, — сухо ответил верховный министр, — и приходится также предположить, что сотни или тысячи независимо развившихся гуманоидных видов настолько хорошо совмещались в химическом и биологическом плане, что смогли перемешаться в единое целое.

— Совершенно верно, — с удовлетворением сказал Арвардан. — Вы сразу подметили слабое место этой теории. Однако большинство археологов игнорирует этот момент и твердо придерживается теории Мергера, из которой вытекает также, что в изолированных областях Галактики могут существовать подвиды человечества, которые не влились в общую расу, оставшись обособленными.

— Например, Земля.

— Да, Землю всегда приводят в пример. С другой стороны, радиальная теория…

— Считает нас всех потомками однопланетной группы гуманоидов.

— Совершенно верно.

— Мой народ, опираясь на свидетельства своей истории и на наше священное писание, запретное для иномирцев, верит в то, что родиной человечества была Земля.

— Я тоже в это верю и прошу вашей помощи, чтобы доказать это всей Галактике.

— Вы оптимист. Что же для этого требуется?

— Я убежден, Ваше Превосходительство, что там, где теперь, к несчастью, зона радиоактивного заражения, осталось большое количество первобытных артефактов и архитектурных памятников. Возраст находок можно будет точно определить по степени радиоактивного распада и сравнить…

Верховный министр уже качал головой.

— Об этом не может быть и речи.

— Но почему? — в полнейшем недоумении нахмурился Арвардан.

— Прежде всего, — начал мягко урезонивать верховный министр, — чего вы этим добьетесь? Ну, докажете свою гипотезу к вящей радости многочисленных миров Галактики. Но что из того, если вы все миллион лет назад были землянами? В конце концов, биллион лет назад мы все были обезьянами, однако современных обезьян своей родней не признаем.

— Ваше Превосходительство, это не слишком удачное сравнение.

— Отчего же, доктор. Разве не напрашивается вывод, что земляне в своей долгой изоляции очень изменились по сравнению со своими кузенами-эмигрантами, особенно под действием радиации, и теперь представляют собой особую расу?

Арвардан прикусил губу:

— Хороший аргумент в пользу ваших врагов.

— Потому что я заранее представляю себе, что скажут наши враги. Вы ничего не достигнете, доктор, разве что вызовете новую вспышку ненависти к Земле.

— Но ведь есть еще интересы чистой науки, человеческого знания…

— Мне искренне жаль, что я вынужден стать на пути у науки. Сейчас я говорю с вами, доктор, как образованный человек с образованным человеком. Я лично с радостью помог бы вам, но мой народ упрям и закоснел в предрассудках — он ведь веками варится в собственном соку из-за огорчительного отношения к нам Галактики. Существуют разные табу, разные незыблемые Наказы, и даже я не могу себе позволить нарушить их.

— И радиоактивные зоны…

— Одно из наиболее строгих табу. Если бы я дал вам разрешение, чего желал бы всей душой, это вызвало бы массовые бунты и беспорядки. В итоге не только ваша жизнь и жизнь членов вашей экспедиции оказалась бы под угрозой, но и Земля навлекла бы на себя карательные акции Империи. Я оказался бы недостоин своего поста и доверия своего народа, если бы допустил подобное.

— Но я готов принять все разумные меры предосторожности. Если пожелаете послать со мной наблюдателей… и я, разумеется, проконсультируюсь с вами, прежде чем публиковать результаты своих изысканий.

— Вы меня искушаете, доктор. Это интересное предложение. Но вы переоцениваете мои возможности, даже если оставить в стороне реакцию народных масс. Я не обладаю абсолютной властью. Фактически моя власть строго ограничена — все вопросы представляются на рассмотрение Общества Блюстителей, и только потом принимается окончательное решение.

— Очень жаль. Прокуратор предупреждал, что меня ждут препятствия, но я надеялся… Когда же вы намерены представить мой вопрос законодательной власти, Ваше Превосходительство?

— Президиум Общества Блюстителей собирается через три дня. Менять повестку дня не в моей власти, так что может пройти еще несколько дней, прежде чем ваше дело будет рассмотрено. Скажем, через неделю.

— Ну что ж… — рассеянно кивнул Арвардан. — Кстати, Ваше Превосходительство…

— Да?

— У Вас на планете есть один ученый, с которым я бы хотел встретиться. Доктор Шект из Чики. Я в Чике уже был, но уехал оттуда, ничего не успев, и хотел бы исправить свою оплошность. Поскольку доктор, конечно, человек занятой, не могли бы Вы дать мне рекомендательное письмо к нему?

Верховный министр будто остолбенел и несколько мгновений ничего не отвечал Арвардану.

— Могу ли я узнать, по какому поводу вы хотите с ним встретиться?

— Разумеется. Я читал, что он изобрел один прибор, синапсатор. Изобретение касается нейрохимии мозга и очень бы пригодилось для другого моего проекта. Я занимаюсь классификацией человечества, разбивая людей на группы согласно энцефалографическим данным, или мозговым токам.