Генри Лайон Олди - Призраки Ойкумены

«Не спеши меня хоронить, отец.»

Это не просьба. Это угроза. Маркиз де Кастельбро должен гордиться сыном: мальчик быстро взрослеет.

– …не спеши меня хоронить…

– Будь ты проклят!..

– Приветствую вас, отец мой.

Дон Фернан кланяется – живое воплощение этикета. Его движения точны и элегантны. При церемонной отмашке белое перо на шляпе проносится на волос от навощенного паркета, но пола не касается.

– Почтительный сын рад видеть вас в добром здравии.

Маркиз де Кастельбро долго молчит, изучая отпрыска. Фернану – двенадцать. Выглядит он старше, на все четырнадцать. Этот возраст, согласно документам, купленным маркизом, соответствует возрасту Антона Пшедерецкого. Впрочем, на уроженца Сеченя дон Фернан сейчас не походит ни капли. Юноша видит себя в ростовом зеркале валансийского стекла, укрепленном за спиной отца. Одежду дон Фернан подбирал сам. Лазоревый камзол с пуговицами из перламутра. Пышные штаны узорчатого бархата подвязаны под коленями шелковыми бантами. Плетеные чулки, туфли с острыми, по последней моде, носами. Короткий плащ-капито наброшен на плечи с нарочитой небрежностью. Шпага на боку, треуголка с пером в руке: при входе в отчий дом юноша обнажил голову.

В уголках губ прячется едва заметный намек на улыбку.

– Иди за мной, – говорит маркиз.

Фернан следует за отцом. Анфилада приемных залов. Коридор. Кабинет. Что-то не так. Ах да, по пути им не попался навстречу ни один слуга. А ведь Фернан помнит: в доме всегда было полно челяди.

– Садись.

– Спасибо, я постою.

Стоя Фернан чувствует себя выше ростом. Прикажи ему отец сесть, он бы подчинился. Но отец равнодушно пожимает плечами. Маркизу все равно. Такое впечатление, что новых рук сына маркиз не заметил, а если заметил, то не придал значения.

– Я оценил твою заботу о моем здоровье. Славный намек, колкий. Узнаю нашу кровь. Ты прилетел ради разговора со мной? Говори, я слушаю.

– Однажды вы сказали: «Продолжатель рода должен быть способен защитить честь семьи. Калека не в силах этого сделать.»

– Да, сказал. И могу повторить.

– Я не калека. Я никогда не был калекой!

– Ерунда. Впрочем, продолжай.

– Моя шпага готова защищать честь семьи.

Фернан достает уником, активирует голосферу, разворачивая ее в обзорник. Маркизу видна серебряная медаль и диплом: «Призеру чемпионата Сеченя по свободному фехтованию среди юношей Антону Пшедерецкому». Следом нарезкой – фрагменты поединков. Слышен шум зала: зрители взрываются аплодисментами.

Маркиз молчит. Фернан прячет уником.

– Это не разговор отца с сыном, – сквозь зубы произносит маркиз. Голос его дрожит от бешенства. Трудно понять, что именно бесит маркиза. – Это диалог из комедии Луиса Пераля, гори он в аду! Впрочем, признаюсь, я недооценил возможности Ойкумены. Обитель разврата делает щедрые подарки. Мне было легче потерять сына, чем встать на колени перед служителями порока и греха. Моя вина, моя великая вина!

Фернан кивает. Незадолго до прилета на Террафиму он выяснил: не прошло и трех месяцев после трагедии в мастерской, как сеньор Батиста утонул в реке, сорвавшись с мостков. Мастерового Фабрицио зарезали в пьяной драке. Доктор, опасавшийся, что передозировка лауданума убьет мальчика, повесился, когда от него ушла жена. Еще один мастеровой отравился тухлой рыбой. Служанка, что ухаживала за увечным, пропала без вести. Говорят, уехала к родным в деревню. Избавиться от свидетелей – для маркиза де Кастельбро это оказалось проще, чем вернуть сыну руки. В мире, в котором жил маркиз, не существовало биопротезов.

– Утешением мне, – ребром ладони маркиз рубит воздух перед собой, – будет тот факт, что у семьи де Кастельбро снова есть наследник. Дон Фернан, ваши комнаты в вашем распоряжении. Но Антон Пшедерецкий никогда не переступит порог моего дома. Фигляр? Жалкий фигляр, обнажающий благородный клинок на потеху зевакам?! Оставьте сцену потомству сеньора Пераля!

– Сцена? – Фернан изумлен. – При чем тут…

Маркиз обрывает сына:

– В нашем роду никто не развлекал шпагой чернь на галерке! Дворянин сражается на войне и на дуэли. Все! Повторяю: Антон Пшедерецкий никогда не переступит порог моего дома. Вы поняли меня, сын мой?!

От улыбки дона Фернана маркиза бросает в дрожь.

– Да, – отвечает молодой человек. – Я вас отлично понял.

– Господь милосердный! Как же вы жили все это время?

– За двоих. Завидуете?

– Это же ад…

– А вы думали, вы один в аду?!

– Золотце! Радость моя!

Пробус бежал первым. Обогнав весь коллант, помпилианец голосил экскурсионным зазывалой:

– Две радости! Два золотца! Господа хорошие!

Они прилетели раньше назначенного срока. На мерах предосторожности настоял Гиль Фриш, и коллант не стал спорить с гематром. Действительно, мало ли кого принесет Диего Пераль на хвосте? Укрывшись в могучей цитадели баньяна, коллантарии условились в случае чего сказаться подгулявшей компанией туристов, решившей скоротать вечерок вблизи водопада. Закупили выпивку и закуску – так, в меру, чтобы не жалко было бросить. Фриш оказался прав: Диего прилетел в компании спортсмена при шпаге, одетого с иголочки. Убраться восвояси спортсмен и не подумал. О чем они беседовали, Пробус не слышал из-за расстояния, но разговор ему не нравился. Еще больше помпилианцу не нравился Гиль Фриш. При всей бесстрастности, свойственной его расе, гематр смотрел на спортсмена так, словно знал, кто это, и был от своего знания не в восторге.

– Подерутся, – бросил Пробус вполголоса.

Никто ему не ответил.

– Точно, подерутся. Чтоб они скисли, петухи…

В ответ на ворчание помпилианца Диего Пераль обнажил рапиру. Телепат, со злостью предположил Пробус. Латентный телепат. Или это у меня глаз дурной? Оружие эскалонец выхватил быстро, демонстрируя решимость пустить рапиру в ход, но атаковать раздумал: опустил клинок к земле, продолжил беседу на повышенных тонах.

– Наш парень убьет белого, – ухмыльнулся вудун Джитуку.

– Думаешь? – спросила Анджали.

– Наш парень крутой. Наш парень черный.

– Не очень-то он черный…

– Ничего, сойдет. Убьет, и мы полетим.

Анджали пожала плечами:

– А если белый убьет нашего парня?

– Белый?

– Вдруг белый круче? И никуда мы не полетим…

Ухмылка сползла с лица вудуна. До всех лишь сейчас дошло, что если пижон-спортсмен прикончит «нашего парня», все надежды пойдут прахом. Никто не знал, чем именно поможет колланту Диего Пераль, но его смерть лишала коллантариев всякого выбора действий. Пробус с Фришем – двое, кто был в курсе гибели Энкарны де Кастельбро – переглянулись. Обоим представилась одна и та же картина: спортсмен убивает Диего Пераля, коллант выходит в космос – и обнаруживает в своей компании не просто мертвую девицу, а мертвую девицу и мертвого кавалера, и это навсегда, во веки веков, аминь.