Александр Мирер - Дом скитальцев
— Я, а кто же еще?! Ник, что ли? О-ах, как страшно!…
Значит, все-таки Машка… Он заставил себя посмотреть ей в глаза. И — ничего. Оказалось не так уж страшно. Черные треугольные штуки, без белков. По-настоящему черные, как китайская тушь «жемчужина». Только здесь тушь не выделывают. Говорят: «Черный, как неск». Потешный зверек неск. В диком состоянии он живет в норах стайками, по шесть-восемь особей, легко приручается…
«Хватит про него, слышишь? Надо что-то делать».
Они висели посредине Башни. Это было опасно. Опасность окружала их, как круглая стена Башни. Здесь опасность ждет всех. Тут каждый настороже. Нельзя витать посредине Места Покоя Мыслящих, полагается держаться за стену. А они висят уже давно. Он посмотрел вниз — вверх, никто не подлетал к ним. Машка плаксиво прощелкала:
— Я сойду с ума… Давай отлетим к стене, пока нас не взяла Охрана!
Они оттолкнулись друг от друга и плавно скользнули на разные стороны Башни. Севка ухватился за ячейки, а Машка, не задерживаясь, отпихнулась от своей стены и оказалась рядом с ним. И отчаянным, совсем нечеловеческим движением спрятала голову между ячейками и его грудью.
Что теперь делать?
Севка не знал, что теперь делать. Свободной рукой он постучал по стене — не больно, Ага! Значит, сон! Приободрившись, он постучал еще и охнул — скорее от огорчения, чем от боли. Она возникала не сразу. Первый удар давал тупое, неприятное ощущение, второй — немного болезненное, а третий — острую боль. Теперь он твердо знал, что не спит. Потому что Глор всегда чувствовал боль ступенчато. И не один Глор. Все балоги и все животные на этой планете Пути.
«Путь, — подумал он. — Значит, я Глор. Почему же я раньше был Севкой? Ну как же так? — Он осторожно придерживал Машку и думал: — Как же так? Только что, совсем недавно, я открывал калитку и вел Машку к белой штуковине. Это же был не Глор, а я, Севка. Раз я думаю о себе „я Севка“, значит, я и есть Севка, да? Но как тогда Глор? Почему я сижу в его теле, как в клетке, и откуда я знаю, что тело принадлежит господину Глору, монтажнику высшего класса?»
Очень странно было ощущать его как оболочку. Одежду — как оболочку на оболочке. Он поднял четырехпалую руку, еще поющую отзвуком боли, и ощупал комбинезон на груди. Жесткая, как кольчуга, синевато-серая пластмасса. Полоски молекулярных застежек — серебряные. Цвет монтажников… На руке плотно сидел широкий браслет. Он казался зеленоватым и полупрозрачным, как нефрит, но Глор знал, что цвет его меняется от освещения. Одна секция браслета была вдвое шире остальных — личный передатчик. Рядом с ним — справа и слева — приемники общей сети и сети оповещения высших каст. Четвертая секция — «соглядатай». По ней Охрана следит за местоположением владельца браслета. Пятая и шестая — ключи от дома, гаража, машины и багажных контейнеров; седьмая секция — застегиватель одежды, восьмая — личный номер…
«Ничего не понимаю, — подумал он. — Если я Севка, кто тогда научил меня всей этой церемонии? Сеть оповещения высших каст! По-одумать только! Ох и влипли! — подумал он в отчаянии. — Ох и влипли!»
Отозвавшись на этот вопль отчаяния, из глубины его мозга всплыла спокойная мысль:
«Почему ты паникуешь? Ничего удивительного не происходит. Ни-че-го. Всю жизнь ты боялся, что твое тело захватят, отнимут… Вот и захватили. И хорошо еще, что тебя при этом не превратили в Мыслящего, а оставили. Твое сознание не уничтожили — подчинили. Чему ты удивляешься? Тебя захватили, голубчик Глор. Некогда твои предки захватили жителей этой планеты. Вот нашлась и на вас управа, голубчик Глор…»
«О-ох, дела, — подумал Севка. — Де-ла… Это же мой голос! Это же я уговариваю. Откуда я знаю, чего боялся он? И насчет его предков?!»
«Говорю тебе, все нормально, — возразил тот же голос. — Конечно, знаешь. Ты, Севка Мысин, седьмой „В“. Ты, всем на удивление, оказался высшим существом и захватил Глора вместе с его сознанием. Одно и странно, что ты — высшее существо…»
«Де-ла! Теперь я сам себя уговариваю», — подумал Севка.
«Правильно, — сказал спокойный голос. — Сам себя. Ты — по-прежнему ты, но вместе с Глором. Ты знаешь все и умеешь все, что он. И это очень хорошо, ибо ты пропал бы здесь в одиночку. И хорошо, что Машка захватила госпожу Ник. Она умница, госпожа Ник. И веселая, и не трусиха».
— А-а! И Машка тоже…
«Конечно, — рассудительно сказал Севка себе, — и она».
«Вы оба здесь не из простачков. Монтажники высшего класса, при хорошем деле. Продержитесь, право!»
Как видно, Машка-Ник не подозревала, что о ней судят так благожелательно. Она шевельнулась в своем убежище и буркнула:
— Домой хочу!
— Я бы не прочь, — протянул Глор-Севка.
Он хотел сказать, что дело неслыханное и надежды на возвращение нет. Кто-то пересадил их сознания, оставаясь невидимым и неслышимым. Дела. Разве что пересадила белая штуковина?
— Хоть куда домой… хоть в Монтировочную! — щелкнула Ник. — Подумай, что будет с перчатками!
Несомненно, это была практичная Ник — отнюдь не ветрогонка Машка. Она уже поняла, что дорога на Землю закрыта, а внизу — пост Охраны, и придется надевать перчатки. И если перчатки лопнут, расправа будет короткая…
С ними обойдутся как с похитителями сознаний — чхагами.
— Да, надо подумать, — добросовестно сказал Глор.
Ник выпростала голову и жалобно прощелкала:
— Получается, что мы чхаги?
— Что ты! Мы же не хотели и вообще…
— Тогда это — происки чхагов! — паниковала госпожа Ник. — Я не хочу возноситься в мыслящие, я жить хочу! — она с отвращением показала на голубые кристаллы Мыслящих, лежащих по ячейкам аккуратными девятками. — Зачем ты меня втянул? Я домой хочу!
Иван Кузмич
— Дети, перестаньте ссориться. И выключите браслеты, — сказал чей-то голос.
Они оглянулись, повернув на голос одинаково белые лица, одинаково обрамленные синими капюшонами. Рядом с ними сидел в воздухе пожилой, усатый земной человек. Обыкновенный человек, да еще в очках. Он был одет по-дачному, в чесучовый пиджак и брюки, белую рубаху и сандалии с дырочками, но выражение лица у него было вовсе не дачное. Он сильно хмурился из-под шляпы и поглаживал усы.
Глор-Севка машинально подчинился — высвободил руку, нащупал выключатель своего браслета, нажал. В голове его творилось бог знает что. Словно череп развалился на две половины и в щель дунул ветер. Севка и Глор разъединились. Севка обомлел радостно, а Глор — испуганно. В жизни своей Глор не видывал подобных чудовищ… Больше всего он испугался его усов и носа.
Это продолжалось несколько секунд. Глор всхлипнул, ушел в глубину. Заслонился Севкой от опасности, как щитом. Но и теперь Севка слышал его мысли за своими, как оркестр за голосом певца:
«Прямоходящий, как мы. Одежда, обувь… Зачем бы этот нарост посреди лица? И два пучка щетины под ним… А голова-то, голова! Это шлем или голова такой формы?»
«Это шляпа, болван», — мысленно сказал Севка.
Он радостно отдувался, глядя на Ивана Кузьмича. Да, перед ним был дачник и старый приятель инженера Гурова, школьный учитель Иван Кузьмич, который выглядел так, как ему полагалось выглядеть. Старый школьный учитель.
«Он всегда казался очень странным», — подумал Севка.
Ник-Машка разжала руки. Взглянула на Ивана Кузьмича повнимательней, пробормотала: «Ну и ну!» — и выключила браслет. А Учитель поглаживал усы и разглядывал Ник и Глора с заметным удовольствием.
— Во имя Пути! — взмолился Севка, протягивая свободную руку. — Вы не могли бы разъяснить… А? Что?
Рука прошла сквозь Учителя. Было видно, как она белеет внутри, как проглоченная.
«Объемное изображение, — догадался Глор. — Уф-ф…»
Он спрятал руку за спину.
— Прекрасно, вы меня узнали, — отметило изображение. — Замечательно… Как вы чувствуете себя, дети?
— Просто изумительно, — брякнула Машка.
Это уж несомненно была Машка с ее ядовитым язычком.
— Ну-ну, обойдется… — Учитель повернулся к Севке: — Ты сказал: «Во имя Пути». По-видимому, ты достаточно освоился и даже знаешь, что такое Путь?
— Величайшее движение в истории Галактики, в истории всей Вселенной!.. — Слова посыпались из Глора, как из говорящего автомата. — Предначертанное слияние всех форм жизни в высшем разуме! Путь одаривает сознанием и творческим разумом низшие формы жизни. Благотворное прикосновение высшего разума дает этим тварям, обреченным на прозябание… — Глор смущенно щелкнул, пробормотал «м-да…» и смолк. Понял, что повторяет заученную чепуху.
— Послушайте, — сказала Ник. — Почему вы заставляете нас заговаривать самим себе зубы? Что, по-вашему, должно «обойтись»? Ведь это вы все подстроили. Для чего вы это подстроили?
