Алексей Корепанов - Обыкновенная прогулка

– Может, не надо? – осторожно спросил Эдгар.

– Надо, – расслабленно ответил Серый Человек. – Долги нужно отдавать. Даже если взял в долг целую жизнь... А впрочем, как хочешь, земляк. Может, ты и прав. Но знай – за мной не пропадет. Все равно всегда одно и то же – думаешь, терзаешь мозги свои, воплощаешь... А потом оказывается, что редкостная все это чушь, сумбур и штампы, да еще и выражено до тебя, только гораздо лучше. А ты не в силах передать даже сотой доли того, что хотел. Не можешь, хоть и пытаешься. Бледненько все выходит. Перечитаешь – и плакать хочется – до чего же убого! Такие вот дела, земляк. Мучаешься, мучаешься – и в итоге получаешь то, что получаешь... Обидно!

Эдгар молчал. Серый Человек, задумчиво покачиваясь, смотрел в одну точку на поверхности стола и, судя по всему, все больше погружался в невеселые думы, замыкаясь, захлопываясь и уподобляясь черной дыре, в недрах которой, спрессованные гигантским давлением, перемешались пласты обиды и непонятости, отчуждения и горечи, униженного самолюбия и непомерного эгоизма, устремленности только на интересы собственного «я» и полного непонимания и даже более того – нежелания понимать р е а л ь н о с т и, внешнего мира со всеми сложностями и необходимостями его многочисленных отношений...

– В холодах зимы умираем мы... Забываемся, – бормотал, покачиваясь, Серый Человек, бормотал д л я с е б я, а не для Эдгара. – Но приходит май в наш унылый край... Возрождаемся... Зимний лед круша расцветет душа – и опять живем... После долгих слов бьют фонтаны слов... И опять поем... Песни в даль летят, в синеве парят, кружат хоровод... А потом опять будем засыпать – так из года в год...

Серый Человек замолчал, закрыл глаза, поставил локти на покачнувшийся столик и уперся лбом в сплетенные кисти. Шумно вздохнул.

– Но в какой-то час, роковой для нас, после злой зимы – хоть придет весна... Никогда от сна не проснемся мы... Прошуршит в ночи ветер вечности... И подхватит нас... Навсегда – зима и пусть кружит май – не откроем глаз... И думаешь... Думаешь... Вот исчезнешь ты, а кто о тебе вспомнит? Кто вспомнит?..

Серый Человек поднял голову и посмотрел на Эдгара туманным взглядом. Правый глаз его был почти полностью закрыт опустившимся отяжелевшим веком.

– Кто вспомнит, а? Никто не вспомнит. Потому что друзей у тебя не было никогда... И не нужен ты был никому. И неинтересен никому. Так-то, земляк. И не терзай себя своими Необходимыми Вещами. Не ищи. Бесполезно, я-то знаю. Ищешь, ищешь их где-то за горизонтом, за морями, да горами... А они вон, перед тобой. – Серый Человек потряс стаканом. – Стакан и содержимое. Можно и без стакана... Даже удобней. Вот тебе и все твои вещи... Добавим, земляк?

Эдгар отрицательно качнул головой и Серый Человек допил «Изабеллу», тяжело поднялся и пошел к стойке за добавкой.

Эдгар тоже поднялся, надел куртку и покинул столовую.

На стене вестибюля висело большое пыльное зеркало. Эдгар поправил шарф, попытался разглядеть в зеркале свое лицо, посмотрел налево, посмотрел направо – свидетелей не было – и торопливо шагнул в зазеркальные пространства.

Вместе с Отражением они вышли из столовой-ресторана и остановились на высоком крыльце. Слева от них находился фонтан, справа – скверик с производственными показателями ведущих предприятий города, прямо – неширокая улица. По улице шли люди. Все казалось тусклым, как и положено в пыльном зеркале, хотя зазеркальные пространства освещало не солнце, а самый яркий небесный объект, именуемый довольно сухо квазаром S550014+81. Квазар старался вовсю, но все равно безнадежно проигрывал в борьбе с пыльностью зеркала. Нелегко ему было бороться оттуда, с расстояния в добрый десяток миллиардов световых лет. Квазар изнемогал.

Отражение извинилось и умчалось по делам – и Эдгар остался один. Он пошел по улице мимо магазинов и ателье, мимо сберкасс и кинотеатра, мимо поликлиники и Дворца пионеров, мимо краеведческого музея и аптеки. Магазины и ателье были почему-то закрыты, на дверях сберкасс висели объявления, зеркально извещающие о болезни кассиров и поломке кассовых аппаратов, последний сеанс в кинотеатре, судя по афише, закончился час назад, а следующий ожидался только через два часа. В скверике парень и девушка, обняв друг друга за талию, внимательно изучали производственные показатели ведущих предприятий города.

Неуютно было в зазеркальных пространствах, хоть квазар и лупил лучами как мог. И ничего похожего на страну из повествования Л. Кэрролла.

Город был очень обыкновенным и тусклым.

Где прячутся от нас надежды? В краю, где даль светла – в бездонных зеркалах. Там воплощаются надежды. Их не покроет мгла в бездонных зеркалах...

Смешно. Так думают невежды. А там не меньше зла, не более тепла, чем здесь. Бездушны зеркала.

Проходя мимо краеведческого музея – старинного здания, увенчанного куполом, украшенного лепными карнизами, разъеденными эрозией львиными головами и полуобнаженными богинями, обнимающими с двух сторон круглую нишу с плохо заштукатуренным вензелем, – Эдгар остановился и толкнул массивную дверь с лаконичной табличкой «дохв». Дверь с натугой открылась и Эдгар заглянул внутрь. Внутри ничего не было. То есть, совершенно н и ч е г о.

– Та-ак, – протянул Эдгар и отпустил дверь.

Дверь со стуком вернулась в исходное положение, скрыв ничего, каковое за нею пребывало.

Поразмыслив, Эдгар понял, что так и должно быть, и больше не делал попыток заглядывать куда-либо.

В зазеркальных пространствах действовали свои зазеркальные законы.

Неуютно было Эдгару в зазеркальных пространствах. Возможно, потому неуютно, что дороги в этих пространствах никуда не вели. Вернее, вели в никуда. Превращались в ничто. И идущий по одной из таких дорог тоже вполне мог превратиться в ничто. Даже если дорога была городской улицей, обрамленной магазинами, ателье и сберкассами.

Эдгар очень быстро это уяснил и старался не отдаляться от ресторана «Ансев». Он еще раз прошел мимо скверика и услышал сзади торопливые шаги. Его догнал Голубой Рыцарь. Он по-прежнему был в джинсах, распахнутой черной блестящей куртке, надетой на голубую «олимпийку» и в голубой спортивной шапочке. На плече он нес знакомое копье.

– Салют! – воскликнул Голубой Рыцарь. Голосовые связки у него были уже в полном порядке. – Прошвыриваемся по стометровке?

– В некоторой степени, – уклончиво ответил Эдгар.

– Понял, что ты не понял. – Голубой Рыцарь сбросил копье с плеча, упер в асфальт и картинно отставил руку. – Стометровкой аборигены называют пять кварталов этой популярной улицы города, излюбленного места прогулок и встреч. Если ты никак не можешь застать дома приятеля или подругу, если не можешь дозвониться к ним на работу – выходи под вечер на стометровку и рано или поздно встретишь приятеля у коктейль-бара, а приятельницу в скверике вместе с другим. Таково странное свойство стометровки – здесь постоянно что-то теряешь и находишь. И если ты слоняешься здесь в ожидании той самой пассии из кафе, у которой я пакетик одолжил – правильно делаешь. Она обязательно будет здесь, а не будет ее, так будет другая. И не хуже.