Михаил Белов - Восьмая тайна моря

Белый коттедж с балконом и верандой стоял в саду. Еремин остановил, машину перед воротами и выключил мотор.

— Приехали, Андрей Петрович.

Через маленькую зеленую калитку они вошли во двор. Коттедж казался необитаемым. Окна закрыты и задернуты белыми занавесками. В глубине сада виднелась качалка, дальше между деревьями можно было разглядеть теннисный корт.

«Кажется, дача Академии наук», — подумал Суровягин.

У летней кухни хлопотала женщина. Заслышав шаги, она обернулась.

— Дома академик? — Еремин назвал фамилию одного из известных в стране кибернетиков.

— Они купаться пошли, — певуче сказала женщина. — Сейчас будут.

За калиткой послышался заразительный смех. Во двор вошли двое в синих спортивных костюмах с белыми полотенцами на плечах. Увидев незнакомых людей, они умолкли. Полковник представился и представил Суровягина.

— Пойдемте, товарищи, — просто сказал академик. На вид ему было лет сорок. Волосы пшенично-желтые, серые глаза очень выделялись на загорелом лице. Тело сухощавое, мускулистое. Увидев академика на улице, Суровягин принял бы его за спортсмена или тренера футбольной команды.

Они поднялись на второй этаж. Спутник академика, белокурый молодой человек, раскрыл окна. В комнате было несколько стульев, круглый стол, книги на тумбочке, рядом — голубой торшер.

— А места у вас чудесные. Лучше даже Черноморского побережья, — оживленно заговорил академик, бросая быстрые взгляды то на Еремина, то на Суровягина. — Вы не находите? Во всяком случае, не так шумно, — он сел за стол и забарабанил длинными пальцами по столу. — Я слушаю вас, товарищи.

Полковник достал было бумаги и фотографии, посмотрел на них, вздохнул и снова засунул в кожаную папку с застежками.

— Зная вас, как одного из выдающихся кибернетиков… начал он и замолк. Фраза была слишком пышна. Академик нахмурился. Полковник махнул рукой и засмеялся. — Извините, товарищи, не туда заехал. Мы нуждаемся в вашей помощи. Может быть, договоримся так: я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Если приемлема такая форма…

— Не возражаю, — улыбнулся академик. — Своего рода пресс-конференция для работников госбезопасности.

— Возможны ли в наши дни кибернетические машины, обладающие некоторыми мыслительными функциями? Если ответите «нет», вопросов больше не будет.

Суровягин видел, как волнуется полковник. Может быть, у него появилась новая версия о каланах? Кажется, он страстно хочет, чтобы академик на вопрос ответил «да», только «да».

— А говорят, чекисты — самый терпеливый народ. Знаете, что сказал Нильс Бор, когда познакомился с единой теорией элементарных частиц Гейзенберга? «Нет никакого сомнения, что перед нами безумная теория. Вопрос состоит в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной». Достаточно ли «безумен» конструктор машины, чтобы создать ее? При желании, очевидно, можно изготовить такую машину. Но все равно она будет несовершенна. Пока нет таких материалов… Впрочем, был один такой «безумец» — профессор Ковалев, выдающийся кибернетик. К сожалению, в свое время его работам не придали значения, а последняя его машина погибла. Мы сейчас как раз изучаем наследие профессора — он был уроженцем этого города. Пока отрывочные записи. Но какие!.. А машину жаль… Понимаете, принципиально новое решение вопроса. Мы интересовались заказами Ковалева заводам… Заказы удивительные…

— Мне думается, такая машина существует, — сказал Еремин. Голос его прозвучал торжественно, будто он сам создал машину. Полковник выложил на стол фотографии черной акулы и копии писем Парыгина.

Академик долго разглядывал фотографии, потом протянул их белокурому молодому человеку.

— Ни разу не видел живой акулы. Вы уверены, что это искусственная акула?

Полковник показал на письма.

— Если это правда, человек, создавший акулу, гениален, задумчиво сказал академик, отдавая письма своему молчаливому товарищу, и, сцепив руки над головой, стал рассуждать сам с собой. — Почему все-таки движется бесшумно? Имеются гасители звуков? Вероятно. Микромодульный искусственный «мозг»? Но из каких материалов? Кристаллы?..

Суровягин сидел у раскрытого окна. Последние лучи солнца, пробиваясь сквозь густую листву, пятнами падали на садовую дорожку. Цветы источали сладкий запах. Под деревьями стоял полумрак. Суровягину казалось, что оттуда сейчас вынырнет черная акула. Почему-то он поверил в версию полковника. Может быть, его убедил в этом академик. Но кто тот гениальный человек, который создал акулу-машину? Неужели Холостов?

Вошла женщина и поставила на стол большой противень с жареными грибами. У грибов был цвет золотого топаза, и они чудесно пахли тайгой и дымом.

— Грибы! Вот чудесно! — воскликнул академик. — Я, оказывается, страшно голоден.

Еремин поднялся.

— Куда вы, полковник? Какая же это пресс-конференция без ужина? — засмеялся академик. — Прошу к столу. Это и вас касается, молодой человек. — Он повернулся к Суровягину.

— Неудобно. Мы и так уже надоели вам.

— Оставьте, полковник. Мы свои люди, — академик положил в свою тарелку грибов. — Меня чертовски заинтересовала ваша черная акула, полковник.

— А меня — кибернетика, — улыбнулся Еремин. — Если бы не вы, нам, откровенно говоря, пришлось бы помучиться.

— Я не отказался бы от встречи с изобретателем черной акулы и охотно взял бы его к себе в институт.

— Боюсь, что из этого ничего не выйдет, — возразил полковник и, отвечая на вопросительный взгляд академика, пояснил: — Полагаю, что изобретателя вы назвали правильно: это покойный Ковалев.

Академик остро блеснул серыми глазами:

— Но тогда его работа попала в чьи-то руки?

— Да. А человек, пользующийся новейшими достижениями науки и техники для низменных целей, — опасный преступник. Вы же сами говорили, что возможности кибернетики безграничны. Допустить, чтобы ими пользовались авантюристы, нельзя, никак нельзя. Они так напрограммируют ваших роботов… Мы должны думать не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне.

— Напрасно вы опасаетесь за будущее, — засмеялся академик. — В будущем люди станут более совершенными. Уверяю вас…

Чай пили на веранде. Тихо урчал на столе самовар. Шумели деревья в саду. Их кроны тонули в вечерней мгле. Мохнатые ночные бабочки кружились около фонарей. Разговор продолжался все о том же — о кибернетике, космосе, теоретической физике.

Белобрысый молодой человек, который оказался физиком, вдруг схватился в споре с полковником. Он говорил таким специфическим языком, сыпал такими терминами, что Суровягин при всем своем желании не мог ничего понять. Очевидно, и полковнику нелегко давался этот экскурс в дебри теоретической физики. Он даже сделал замечание, что следовало бы излагать мысли более понятным языком. Молодой человек от удивления раскрыл рот, глаза смотрели растерянно. Академик от души хохотал.