Альгис Будрис - Железный шип

– Я пытался объяснить тебе, – сказал он.

– Ага.

Ахмул вдруг дернулся вперед, пытаясь схватить руку Джексона зубами. Джексон ударил его по щеке.

– Перестань. Пожалуйста, перестань.

– Да. Да, хорошо, хорошо. У меня больше ничего не осталось.

Пальцы Ахмула начали царапать пол, подтаскивая его переломанную руку к ноге Джексона. Джексон прижал кисть Ахмула к полу коленом. Из-за поворота выкатился док и застыл над ними.

– Ну что же ты, черт возьми, – вспылил Джексон, – чего же ты ждешь.

– У меня нет санкций.

– Ладно – в соответствии с разделом ветеринарного обслуживания, я заявляю, что это существо есть ценная, безвредная чужеродная жизненная форма, которой требуется срочная медицинская помощь. Я приказываю тебе дать ему эту помощь в том объеме, в котором это тебе позволяют сделать твои знания и опыт!

Корпус дока раскрылся со щелчком.

– Слушаюсь, сэр. Никаких проблем.

Ахмул больше не пытался добраться до ноги Джексона. На полу под ним растеклась лужа.

– Что ты хочешь со мной сделать? Что вы хотите со мной сделать, мягкие?

– Тихо, тихо, все в порядке, Ахмул, – успокоил его Джексон и нежно погладил уродца по псевдоподиям на голове, там, где у амрсов растет их бахрома.

– Док вылечит тебя. Ты должен был послушаться меня, Ахмул. Почему ты меня не слушался? Я же люблю тебя.

– Ты больше не сделаешь мне больно?

Док обнял Ахмула и поднял с пола. Док был необыкновенно нежен. Он двигался мягко и осторожно, удобно устраивая Ахмула в своем кресле. Он был потрясающе нежен.

Из своей ниши уже выскользнула машина-уборщик. Она принялась увиваться вокруг ног Джексона, пытаясь добраться до лужи на полу.

– Дождись своей очереди, Мэм, – раздражено отругал машину Джексон, обращаясь к уборщику, как будто у того имелись глаза и уши. – У тебя совсем нет чувства такта, ну ни на грош.

Глава двенадцатая

1

– Дай мне на экран внешнего обзора круговую аудио-визуальную картинку, – приказал он Мэм, устроившись в кресле пилота.

Мэм развернула в его сторону экран. Динамики наполнились звуками внешнего мира; шелестом крыльев, бормотанием и свистом ветра в большой металлической конструкции, потрескивающей под его напором. Перед дверью взад и вперед безустанно летали часовые амрсы, с копьями наготове. Внизу под дверью шлюза рядом с лестницей валялась куча изломанных копий. В дверях Шипа стояли Первый амрс, старший ученый тощий и несколько ученых рангом пониже, числом от шести до дюжины, имея вид старательный, но бесполезный. Насколько понял Джексон из доносящихся обрывков голосов, они вели дискуссию; он сделал нетерпеливое движение в сторону датчика чувствительности, чтобы усилить звук. В голосах амрсов сквозила смешанная с возбуждением растерянность людей, понесших тяжелую утрату.

– А я говорю тебе, что мы должны принять неизбежность того, что там нас не хотят! – четко выкрикнул один из них.

– Заткнись! Я отлично помню обсуждение свидетельских показаний, из которых было прямо постулировано, что если Предмет уничтожает живых существ нашего типа, только лишь пытающихся прикоснуться к нему, то насколько же более ужасной бывает судьба тех, кому он дозволяет проникнуть в свою пасть!

– Сам заткнись! Хотел бы я проверить это утверждение на тебе!

– Эй, Первый! – негромко сказал Джексон, и дверь Предмета прорычала его в сотню раз усиленные слова амрсам. – Первый – выйди вперед!

– Что? – загнутые клювы вскинулись на Предмет. Блестящие, темные глаза начали шарить по металлическому боку, где у вершины лестницы должна была быть дверь.

– Первый, я узнал для тебя кое-что.

Передатчик сразу же выключился. Экран погас, в динамиках воцарила тишина.

– Вам запрещается нарушать чистоту эксперимента! – раздался резкий голос Мэм. – Вы превысили свои полномочия и грубо нарушили экспедиционные правила. Вам не разрешается вступать в подобного рода общение с подэкспериментальными существами. Все знания, необходимые подэкспериментальным существам, определены заранее, запрограммированы и много лет назад введены в их организм. Повторение подобных инцидентов приведет к вашему отстранению от занимаемой должности и командования кораблем. Факт инцидента занесен в бортовой журнал. Факт инцидента будет немедленно передан в банки личных дел на Земле при первом же контакте с коммуникационной сетью Проекта. Вам сделан выговор. Дальнейшее командование кораблем будет разрешено только после того, как вы пообещаете в дальнейшем оставить попытки нарушить чистоту эксперимента.

Экран и динамики снова ожили.

– Отойди прочь, – крикнул Джексон Первому.

Отсчитав тридцать секунд по бортовым часам, он скомандовал Мэм:

– Взлет.

И с грохотом, ревом и полыханием огня они унеслись в небо, забрав собой последнюю надежду этого мира, а подбитые амрсы еще некоторое время падали на землю вокруг места их старта.

2

Земля была пасторально зеленой, с рощами вязов на холмах, с редкими, приземистыми зданиями идеально белого цвета. Земля была зеленой, свежей и хмельной от вина жизни, такой же, какой она когда-то выходила из-под искусного карандаша Вальтера Диснея, взявшего за образец пейзажи Греции.

Путешествие не показалось Джексону особенно длительным. Большую часть времени он провел развалившись в кресле пилота. В самом начале пути он подолгу с тоской взирал на бескрайние звездные доспехи Вселенной, потрясенный до глубины души наконец пришедшим к нему пониманием того, что они на самом деле есть, упиваясь мыслями о необъятности и бесконечности раскинувшегося перед ним пространства, невероятности факта его сотворения, непостижимости его протяженности. Фантастические представления макро и микрокосмов не давали его сознанию покоя. Все эти гигантские механизмы, с их взрывами и угасаниями, с их бесконечными циклами и эпициклами, заставляли его нервы трепетать от удовольствия лицезреть тот огромный изумительный стол, накрытый для него. Иногда ему начинало казаться, что он понимает ту не имеющую конца в своей тонкости полноту, мчащуюся, вращающуюся и пронизывающую самое себя, с тем чтобы образовывать каждый миллимикрокуб своей бесконечности.

Мэм делала все, чтобы подкрепить в нем это ощущение. Она стонала и тонко подвывала, ухала и трясла своими внутренностями, заполняющими весь корабль вокруг него; его кресло пилота сотрясалось от ее гуда. Каждое новое ускорение, каждый щелчок самого малого ее механизма, казалось отражает еще один спазм жадного заглатывания миль и миль пути, отделяющих его глаза от какой-нибудь светящейся точки в черноте.