Михаил Емцев - Уравнение с Бледного Нептуна

— У меня было такое ощущение, словно все это поднялось не со дна котлована, а упало с небес. Может, мне так показалось из-за дождя и большой скорости роста биотозы, но ощущение было именно таким: будто сверху упали облака твердого дыма и погребли меня.

— Субъективное впечатление, — отмахнулся Сергей. — Меня заботит только одно: каким образом она смогла так разрастись? Дурацкое положение. Вырастить свыше ста миллионов тонн полимера и не знать, как это происходит. Фактически мы остались на тех рубежах, что и раньше, хотя формально одержана победа.

— Почему ты твердишь о ста миллионах тонн? Откуда ты взял эту цифру?

— Очень просто, я рассчитал объем котлована и холма, образуемого сейчас биотозой. Удельный вес известен, он около единицы. Перемножь и получишь сто с небольшим миллионов тонн. Конечно, расчет усредненный. Но дело не в абсолютных цифрах, а в порядке этой величины. Каким чудом произошло превращение нескольких килограммов в миллионы тонн?

— Это как раз объяснить довольно просто. Исходным сырьем для реакций роста биотозы служит атмосфера, ее газы. Возможности здесь неограниченные. Ну, а скорость реакции зависит от степени разветвленности процесса. В данном случае цепной, сильно разветвленный процесс привел к бурному развитию биотозы.

— Тогда почему ее рост так внезапно оборвался? — спросил Сергей. — По моим наблюдениям, она больше не увеличивается.

Эрик подумал.

— Может, здесь дело в энергии? — сказал он, пошевелив затекшими пальцами. — Не хватило тепла реакции из-за больших потерь в окружающую среду, а?

— Может быть, — согласился Сергей. — Очень может быть.

— Знаешь, Сергей, — сказал, подумав, Эрик, — у нас неправильный подход к нашей биотозе. Мы все время ставим перед собой узкоутилитарную задачу — получить прочный полимер и передать его в промышленность. И то, что произошло на наших глазах, это настоящее чудо, мы оцениваем по старинке — только бы побыстрей извлечь из него какую-нибудь пользу. По-моему, явление внезапного роста биотозы значительно сложней, и мы, как ученые, должны в нем досконально разобраться.

— Все это так, — ответил Арефьев. — Если б биотоза выросла с полгода назад, я сам бы с удовольствием копался в ней и выяснял, что же произошло, откуда такая прыть у этой дохлой клячи. Но времена изменились. Сейчас в мире происходят удивительные события. Откровенно говоря, мне хотелось бы в них участвовать. И эта гора вязкой жижи, которая оказалась совсем не такой, как нам представлялось, вызывает у меня раздражение с примесью удивления. Потом ты ранен, и ранен тяжело, тебе нужны другие условия…

— Я никуда отсюда не уеду, пока не выясню загадку, заданную нам биотозой, — перебил его Эрик.

— Но что ты можешь поделать?

— Я буду лежать, смотреть и думать. А ты, мой друг, будешь помогать мне исследовать и анализировать нашу милую жижу.

Арефьев улыбнулся и подошел к Эрику.

— Свинья ты, Эри, — сказал он. — Конечно, я, возможно, не настоящий ученый. Авантюрный бег идеи для меня дороже практической пользы. Я всю жизнь мечтаю заниматься большим делом.

— Сто миллионов тонн биополимера для тебя мало? — спросил Эрик.

— Это совсем не то. Сто миллионов тонн биотозы, сто миллионов тонн угля — величины и материалы одного уровня. А в мире сейчас творится что-то невообразимое. Один «эффект дубль-ве» чего стоит! — Сергей в возбуждении забегал по комнате. — Ты что-нибудь понимаешь? Взаимное психическое проникновение! Телепатическая галиматья в действии! Как, что, почему? Никто не может дать ответа на эти вопросы. Ученые всех стран в растерянности. Правительства заседают уже неделю, пытаясь прийти к решению, как управлять обезумевшим человечеством.

— Это ты оставь, — твердо заметил Эрик, — никто еще не сошел с ума, но странности действительно наблюдаются. Почему? Я не знаю, и сейчас они меня не интересуют.

— Может, ты мне объяснишь, почему эти странности замечены на всем земном шаре, а мы с тобой им не подвержены? У нас с тобой все как было, так и осталось, а? Никаких телепатических эффектов, а?

— Я не могу ответить на этот вопрос, но тут дело не в нас с тобой. Вон доктор говорит, что в их городе тоже ничего особенного не наблюдается. Почти…

— Но все же кое-что есть, есть?

— Практически ничего. Но вопрос даже не в этом. Самое главное — всегда знать, где твое место. Если ты можешь отгадать загадку ЭВН, тогда езжай туда и действуй. В противном случае лучше заниматься биотозой. Ну, что ты можешь придумать, какие методы борьбы с наведенным состоянием ты можешь предложить?

— Не знаю, — ответил Сергей, — мне просто здорово хотелось заняться этим делом.

— Ну, — протянул Эрик, — одного желания мало. Слушай. Приближается вечер, пора производить съемку.

Арефьев сердито махнул рукой и вышел из комнаты. Он выкатил во двор биостанции передвижную кинокамеру-моменталку и начал подготовку съемки. Эрик видел из окна, как Сергей быстрыми и ловкими движениями подсоединил к аппаратуре автоматическое устройство, регулирующее скорость движения ленты, произвел наводку и включил пуск.

— Сергей! — позвал Эрик.

Арефьев приблизился.

— А ты не прав, что ЭВН у нас здесь не действует, — сказал Эрик. — Ведь сам рассказывал, что пятнадцатого августа, ночью, когда меня ранило, ты испытал какие-то странные ощущения. Помнишь? И кровь на твоей руке, когда ты мне делал укол, — все это может быть связано с эффектом наведенного состояния.

— Может быть, — согласился Арефьев. — Но… кроме той ночи, ничего странного мы больше не заметили.

— Да. Смотри, какая красавица.

Эрик показал глазами на гору, или «биопик № 1», как они ее прозвали. Сергей покачал головой, и было непонятно, соглашается он или осуждает Эрика за его слабость.

Биотоза действительно напоминала гигантский цветок причудливой формы. Лучи солнца, отражаясь от лакированной поверхности ее лепестков, наполняли воздух мерцающим сиянием. Нельзя было отличить, где кончается полимер и где начинается расцвеченный тончайшими оттенками воздушный покров. В глубь массы убегали едва различимые красные и голубые линии, похожие на зигзаги молний. Там, в глубине, они сливались в шевелящийся клубок, непрерывно менявший свои очертания. Казалось, что-то живое чудовищных размеров двигается в теле цветка. Но если присмотреться, становилось ясно, что это всего лишь игра теней и света. Эрик сутками мог наблюдать эту игру, она никогда ему не приедалась. Он впитывал всем своим существом прыжки бликов и суету красок в складках биотозы. Тонкий ее аромат казался ему сладчайшим в мире. Сергей только фыркал, когда он предлагал ему подышать биотозой: «Смесь мочевины с одеколоном», — заявлял он строптиво. Они были разные люди.