Ольга Онойко - Доминирующая раса

Вот это ты, парень, перегнул. Но ладно. Даже говорить стал по-другому, когда про «натуру жизнь» вспомнил…

— Так вот, — отдышавшись, сообщил он, — ррит в ответ только фыркнули и пошли в насильственную стыковку. Тогда капитан приказал разбудить два контейнера и выпустить мальчиков в коридоры. А что делать-то было?

— Два контейнера?

— Двести голов. Слопали поганого врага, не подавились. Десятков семь перед этим, конечно, ррит угрохали, но оно ещё и потому, что мальчики проснуться толком не успели.

Я знаю. Для усыпления пользовались газом SSH, который беспощадно угнетает все жизненные процессы. Аджи мне рассказывал. В Джеймсоне на тренировках их подвергали пробной атаке, на всякий случай, чтобы распознавали запах сразу же, «с трёх молекул». SSH-коктейль вполне мог синтезировать теоретический противник. Аджи после этого подполз ко мне чуть ли не на брюхе, положил голову на колени и стал жаловаться. А ведь газ пускали раз в семь легче военного снотворного.

Мальчикам было очень хреново. Хоть они и мины, но всё же живые.

— Слопали ррит и пошли жрать команду, — с удовольствием сказал Макс. — Те в рубке забаррикадировались, но переборки ж тонкие…

Он набрал код, и тяжёлые створки разъехались, в последний момент тошнотворно скрежетнув.

— Старые, — повинился Макс. — Давно сюда не заходил. Вот они.

Он хмыкнул, окидывая взглядом контейнеры.

Я сделала несколько шагов между рядами. Огромные квадратные соты, десять ячеек в высоту, десять в ширину. Дверцы были открыты. Я заглянула внутрь одной клетки. Специальный сплав казался совсем новым. Фиксаторы. Я прикинула: для лап, шеи, хвоста, а этот? Посередине брюха, наверное. А, понятно — чтобы нукта не ударил спинным гребнем в потолок. «Соты» были сборными, из отдельных ячеек. Те нанизывались на длинные трубки с отверстиями по всей длине. Видимо, через них и шёл, при надобности, SSH.

Размер клетки — компактный до предела. О кормёжке речи нет. В фиксаторах нельзя шевельнуться. Раз в три часа пускают отравляющий газ.

Рай.

— Ну вот, — Макс решил досказать историю. — Сидит команда, дрожит. Благо, уже подлёт к Терре-1. Плачут в передатчик — у нас в коридорах сто тридцать мерзких тварей, гибнем! А им отвечают — спокойно, солдаты, без паники. Сейчас к вам челнок прилетит. А они — гибнем, говорим! Какой челнок? Сожрут же всех! А им — отставить сопли в эфире, принимайте стыковку, к вам мастер летит. Сейчас всё будет путём.

Я представила себе это. Как пилоты дрожащими руками выстукивают разрешение стыковки. Как из шаттла появляется мастер. И шагает сквозь разъярённую стаю, сосредоточенный и безмятежный. Море смерти расступается перед ним.

Мастер.

Умиротворение силы.

Величественная картина. Но совершенно неправдоподобная. Сверхъестественные способности мастеров заключаются всего лишь в умении разговаривать — и уговаривать. Уговорить полубезумных от гнева и страдания нукт вряд ли возможно. Даже модифицированных, лояльных к человеку боевых. А уж тем более — диких. Я думаю, если история и имела место, то в первом варианте. Хотя не исключено, что всё это просто выдумка.

— Он их успокоил и обратно в клетки загнал. Велел больше газ не пускать, — говорил Макс. — Пилотов на почву отправил, смену вызвал. Ну и всё. Полетели родимые дальше к Ррит Наирге.

Макс перевёл дух и довёл до моего сведения эпилог истории.

— А команде впендюрили по первое число за утрату груза. И из зарплаты удержали.

Вот это похоже на правду.

Три недели пути прошли скучно и мирно. Ксенолог играл со вторым пилотом в шахматы. Вася просто любил шахматы, а Бен утверждал, что его бедным мозгам необходима терапия земной логикой. После совмещения должностей врача и консультанта в посольстве ему полагалось два года оплачиваемого отпуска, но не дали отгулять даже четырёх месяцев. Ещё он утверждал, что на треть русский. Это когда они с Васей над шахматами упились в лёжку. Впрочем, Макс, который русским не был ни на какую часть, тоже упился. Эндрис попросил меня выйти, закрыл дверь и что-то с ними сделал. Наутро опухший Макс злобно рявкал, что всю жизнь пьёт под автопилотом, и ничего ещё не случилось. Вася был спокоен и непохмелен. Сказывалась порода. Бен спал до вечера, а потом радостно объявил, что логика почти восстановилась, за что спасибо родине самогона, русских и слонов — планете Урал.

Я подолгу спала. Что-то читала, что-то смотрела. У Макса обнаружилась комната с несколькими тренажёрами, он в неё не заходил года два, но я заставила его отпереть. Мы с Эндрисом поддерживали форму.

Несколько раз я пыталась собирать паззл. Как Дитрих.

Некие люди построили базу на Фронтире. Большую. Одной из их целей был собственный питомник боевых нукт. Только одной из многих. Они хорошо и надолго устроились там у себя. Чем занимались — я не знаю. Всё, что я могла рассказать — Экмен собирался убивать людей. Я помню. Именно этим был ценен для него мой Аджи.

Люди построили базу на FGR-99/9. На анкайской Таинриэ — это я узнала от Эндриса. По всему выходит, тоже хотели завести питомник. Они продвинулись дальше, получили самку. С ними расправился Центр без всякой случайной помощи. Интересно, после моего отчёта разгромили фронтирскую базу? Думаю, да.

Это были одни и те же люди? То есть, под одним командованием?

Возможно.

Кто они? Чем они занимались? Чего хотели?

Я не знаю. И Дитрих не знает. Он полагает, что это хорошо организованная и очень богатая группа. Социально альтернативная. И попытки будут ещё. Обладает информацией разве что Центр, но от него ответов не ждут.

Мне плевать на всех социально альтернативных, равно как и на социально адекватных. Я, если хотите знать, вообще антисоциальна, и на этом основании казнена. Но мне заведомо не нравятся люди, на которых работали Хейнрри и Экмен.

И мне не нравится, когда обижают моих любимых драконов.

6

Ветер пронизывал до костей. Биопластиковый контур начал меня греть. Камни, камни, лишайники, кое-где приземистые кусты, что-то вроде причудливо искривлённых деревьев. Тускло-синий, белесо-жёлтый, коричневый, серый. Жёлтое небо, похожее на чьё-то брюхо. На Таинриэ можно дышать, можно жить; холодно потому, что мы сели в зиму средней полосы. Да и местность здесь не самая цветущая, всё-таки нелегальные базы строят на отшибе. Но небо Таинриэ — жёлтое.

И поэтому люди оставили её анкайи.

Он стоял на тряском железном мостике, большой, с виду добрый и простодушный. За ним возвышался белый прямоугольник корпуса со слепыми окнами. Дальше виднелись ещё корпуса. Унылый и страшный пейзаж. Здесь делали смерть. На Таинриэ это почему-то открывалось явственнее, чем на Ррит Кадаре.