Геннадий Прашкевич - Золотой миллиард

«Но кто мы?»

Молодой человек, появившийся на подиуме, любил задавать патетические вопросы.

Впрочем, отвечал ему сам Шварцшильд – один из столпов биоэтики. Когда-то Гай у него учился.

«Новое человечество».

«Внешне уроды совсем такие, как мы, – продолжал сомневаться молодой человек. – Две руки, две ноги, неплохое обоняние, слух…»

«…и расшатанный геном, и наследственные болезни, – ободрил молодого человека Шварцшильд. – Уроды всего лишь часть биосферы. А мы – новое человечество. Положение уродов не должно нас волновать. Старший брат болен».

Оказывается, непонятливые в Экополисе еще встречались.

«Это же мы с вами – ступень к новой форме разума, – польстил Шварцшильд сомневающемуся молодому человеку. – Носителем разума на Земле всегда был только человек. Поэтому мы и говорили: Человек разумный. Да, конечно, все мы– порождение биосферы. Но мы, наконец, нашли способ встать над природой, мы больше не зависим от ее капризов. Хотите знать разницу? Уроды заняты добыванием пищи, а мы – строим будущее. Уроды зависят от капризов природы, а нам это не мешает. А то, что нам мешает, мы просто отбрасываем».

«Миллиард против семи, – доброжелательно напомнил Шварцшильд. – Голосуйте за Референдум, – напомнил он, обращаясь уже не только к молодому человеку, но ко всем, кто в данный момент следил за подиумами гинфов. – Иначе вас сметет последняя волна уродов. Привыкайте, привыкайте, привыкайте к мысли, что мы – другие. Привыкайте, привыкайте, привыкайте к мысли, что мы – совсем другие. С нас начинается другой мир. Пропуском в этот другой мир является совершенная ген-карта. Слышали, наверное, что эмбриональные нервные клетки от разных видов могут быть совместимы, что клетки человеческого мозга, например, можно переносить в мозг крысиного эмбриона?»

«И такие крысы будут жить?»

«Разумеется».

«И мыслить, как люди?»

«Вряд ли. Не увлекайтесь. Речь ведь идет о химерном мозге. Наше мышление в основе своей чуждо крысам. В этом проблема. Скажем так, наши идеи не кажутся им привлекательными».

«Поэтому крысы и ушли из Экополиса?»

«Не думаю, – улыбнулся Шварцшильд. Он был на удивление доброжелателен, но время от времени в зеленых глазах вспыхивали резкие огоньки. – Просто мы уже другие. Мы питаемся генетически модифицированными продуктами, а крысы их не едят. Мы умеем переносить из клетки в клетку искусственно сформированные хромосомы, а крысы обходятся естественным течением событий. Это их пугает. Они инстинктивно чувствуют огромную опасность. Мы научились упаковывать тысячи разных ДНК– копий в одно целое с необходимыми для функционирования регуляторными элементами, вот чему мы научились! Гены по нашему указанию кодируют соответствующие белки в любом организме. Подчеркиваю, в любом. И такие организмы нормально функционируют. Мы умеем воспроизводить сложную функцию млекопитающего… ну, скажем, в бактериях… Разумеется, это не думающие бактерии, как об этом болтают на набережных, но мы можем назвать их послушными».

«Послушными?»

«Я имею в виду бактерии, которые сами устанавливают нужный нам ген или даже целую генную структуру».

«Но…»

«Никаких но, – остановил Шварцшильд пораженного молодого человека. – Я просто стараюсь навести вас на основную мысль. Мы уже не такие, как уроды. Мы не похожи на них. У нас две руки, две ноги, но мы совсем другие. Привыкайте, привыкайте, привыкайте к той мысли, что нам скоро заново придется осваивать всю планету».

И улыбнулся:

«Старший брат болен».

– Ты можешь войти в архив? – спросил Гай.

– Смотря в какой.

– В архив Комитета биобезопасности.

– Интересуешься Тэтлером?

Гай кивнул. Тонкие пальцы Гайи пришли в движение.

– Ничего интересного… Файлы пусты… Архив перенесен в специальное хранилище… Правда, остались пароли для входа в Отдел Z.

– Разве такой существует?

Гайя кивнула.

– И ты можешь в него войти?

– Без проблем.

13

…потолок, стены – синий фон. Стол крепко привинчен к полу. Низкий стульчак.

В каждой избушке свои погремушки. Гай сразу узнал синюю камеру. Два года назад он был в ней. Тогда в камере было сумеречно, пахло нечистотами. Со стула поднялся старший следователь Маркус. Нуда, Маркус, почему-то он запомнил это имя. Старший следователь опирался на костыль, было видно, что его это раздражает. А на голом синем полу в беспамятстве валялся некий Ким Курагин – кажется, медик, сотрудник, обслуживавший дальние Станции.

– Но почему Z? Откуда такое название?

– Так отдел проходит по документам.

– Это филиал Нацбеза?

– Скорее всего.

Не внезапное овеществление слухов, не туманная легенда, вдруг обратившаяся в реальность – такое иногда случается, почему-то его поразило лицо Гайи. Она с каким-то гадливым интересом уставилась на Отто Цаальхагена. Зеленоватые глаза сузились, неприятный румянец выступил на щеках. Гаммельнский Дудочник сидел на стульчаке, ниже колен скинув мятые синие штаны. Большую голову все еще окаймляли крупные кудри. Правда, теперь они не походили на олимпийский венок. К тому же, писатель не подозревал, что за ним наблюдают.

– Много теперь таких!

Гайя его поняла. И улыбнулась:

– На пароход точно хватит.

Для нее философский пароход был уже решенным делом. Какую-то часть надломившихся людей, считала она, впрямь следует выслать. Их не за что убивать, но они не приносят никакой пользы. Скорее, вред. Кому это нужно? Она смотрела на факты трезво. В этом она всегда оставалась истинной гражданкой Есен-Гу. Она никому больше не хотела передоверять своего будущего, особенно уродам. Отработанный материал должен рассеиваться во времени и пространстве. Так было всегда. У природы не бывает любимчиков. Нельзя же считать любимчиками тупых морщинистых гаттерий, доживающих свой нудный век на островах, полностью отрезанных от потрясенного Катастрофой мира, или пучеглазых латимерий, бессмысленно двигающих хвостами в придонных течениях.

Неудачники. Так точнее.

Природа любит очищать планету для новых видов. Она с энтузиазмом сотрясает целые континенты, обрушивает горные цепи, разражается чудовищными потопами, выжигает цветущие долины раскаленными пепловыми тучами, рассылает по всей Земле мириады все новых и новых вирусов.

Дети вырастут – разберутся?

Но чьи дети?

Гай видел нежную линию лба, чуть приподнятые уголки губ Гайи, – раньше такая малость его смиряла. Но теперь он боялся. Он страшно боялся. Красота действовала на него удушающе. Он предпочел бы общество матери Хайке, а не зеленоглазой красавицы, пытающейся разобраться с его тестированием. В Экополисе он никому не нужен, это, наконец, дошло до него. Все отправились в будущее, а его забыли. Он пытался войти в вагон, а его оттолкнули. Он остался один на грязном безымянном полустанке, которому грозит обязательная и скорая медитация (в понимании офицера Стууна). А в поезде, умчавшемся в будущее, нежная Мутти с наслаждением изучает арабскую каллиграфию. Там много других людей, которые когда-то считались его друзьями. И Гайя рядом только потому, что ее интересуют документы Тэтлера. Они могут восстановить справедливость и повлиять на события. Смешно. Вряд ли она верит в это. Для Гайи эти несколько часов – всего лишь красивое прощание. Она решила расстаться с прошлым вот так. Ничем помочь она мне не могла. Как я ничем не мог помочь брату Худы или той болотной женщине, что выкормила меня грудью. Даже родной сестре… Ведь за ее спиной поблескивали глаза уродцев… Как гнилушки…