Октавиан Стампас - Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

- Несколько дней тому назад к Генриху приехал знаменитый жидовин по имени Абба-Схария-бен-Абраам-Ярхи38,- несколько помедлив с ответом, заговорил Готфрид.- Сей ученейший и премудрейший еврей слывет в своей среде за одного из главных наследников и хранителей тайн и реликвий своего народа, отрекшегося от Христа. Этот-то Схария и привез императору мерзостный пояс Астарты. Но по сравнению с той коллекцией, которую мы все сегодня видели и держали в своих руках, стальной прибор верности, конечно же, дешевая побрякушка. Со Схарией Генрих давно уже вел переговоры. Впервые он встретился с ним в Паннонии39, когда вел войну против Газы. Тогда еще Схария пообещал Генриху, что продаст ему огромной силы и стоимости реликвию, но прошло целых пятнадцать лет, прежде чем обещание было исполнено. Всякий раз, когда Схария присылал своих людей, императору приходилось подписывать некие неведомые обязательства. Наконец, когда еврей был удовлетворен, он сам приехал сюда в Бамберг не то из Триполи, не то из Антиохии, куда Генрих посылал за ним нескольких рыцарей для личного сопровождения. Схария привез сундук с черепами и костями, в обмен на которые получил столько золота, сколько вошло в тот сундук до самого верха. Боюсь, что императору пришлось истратить на груду человеческих останков половину своей личной казны, но он глубоко убежден, что эти останки принесут ему прежде всего власть над Урбаном, а затем и над всем миром, ибо черепа и кости рук принадлежали некогда различным людям, прославившимся дурной славой, отмеченным знаком истории, заклеймленным на веки вечные. Коллекцию составляют останки разбойника Вараввы, или Бараббаса, отпущенного вместо Христа по воле еврейского народа; первосвященника Каиафы, главного виновника судилища над Христом; девушки, по имени Агарь, которая весьма метко послала свой камень в лицо Иисуса, когда его вели на Голгофу; Саломеи, выпросившей у Ирода голову Иоанна Крестителя; другого камнеметателя, по имени Обадия, который бросил тот самый камень, что исторг душу из первомученника Стефана; именно его голову и руку я держал сегодня; Ликиона, правителя Иллирии, приказавшего закопать живьем мучеников Флора и Лавра; и многих других, прославившихся в истории именно таким ужасным образом.

- Вы, герцог, с такой брезгливостью о них говорите,- во второй раз вмешался старающийся не отставать граф Вермандуа.- А мне, представьте, доставило некоторое удовольствие держать в своих руках ожившую голову того самого Вараввы, не будь которого, глядишь и Христа бы не распяли. Не скрою, мне было не по себе, и глупая разбойничья башка отвлекала меня от удовольствия наблюдать за зрелищем. Но вместе с тем, я чувствовал соприкосновение с далекой евангельской древностью...

- Простите за откровенность, граф, но вопреки своим достаточно зрелым годам вы отличаетесь непростительным легкомыслием. Порой, и даже чаще всего, оно бывает у вас милым, но иногда начинает раздражать,- сказал Годфруа, стараясь говорить как можно более любезным тоном, так что Гуго не обиделся, а напротив того, расхохотался:

- Что поделать, легкомыслие - родовая черта Капетингов40.

- Вот поэтому ваш отец и считается королем самого чахлого королевства в Европе,- заметил Годфруа. Теперь уже графа Вермандуа задело:

- Можно подумать, Лотарингия сказочно богата.

- Она еще беднее, согласен,- улыбнулся Годфруа.- Ради Бога, не сердитесь. Вы знаете мое к вам расположение.

В этот миг наше короткое путешествие окончилось. Мы выехали на берег реки. Светила луна, пленительно озаряя собой берега и окрестности Регница. Густые деревья шелестели листьями, в кустах возились пташки, разбуженные топотом копыт, где-то поблизости звенел ручей, впадая в реку, гладь воды несла на себе лучезарное матовое отражение лунного диска. И умирать ужасно не хотелось. В особенности умирать таким беспомощным образом, на который обрек меня еще недавно любимый император.

- Неужто Генрих верит, что вся эта дьявольская коллекция способна сослужить ему добрую службу? - спросил я, отвлекая Годфруа и Гуго от цели нашего приезда и не столько желая получить исчерпывающий ответ, сколько оттягивая время, дабы насладиться в последний раз свежим и удивительно сладостным воздухом, шелестом листьев, порывами мягкого прохладного ветра, луной, звездами, журчаньем ручья, плеском речной волны.

- Ведьма Мелузина вконец заморочила ему голову,- отвечал герцог Лотарингский.- Она блестяще владеет своим искусством, и когда Генрих предъявил ей головы, она целый вечер колдовала над ними и ей удалось даже поговорить с некоторыми из них, после чего она удостоверила подлинность привезенных Схарией реликвий. Борьба за инвеституру41 так затянулась, что император готов прибегнуть к каким угодно средствам, чтобы только доказать свою правоту и достичь власти над папой.

- Да бросьте вы, герцог,- вновь вмешался Вермандуа.- Бабы - вот единственное, что интересует вашего Генриха. Мужская немощь - вот единственное, что обижает его и двигает его на всякие глупости.

- Разве император немощен? - удивился я.

- А вы и не знали! - рассмеялся Гуго.- Немощен и очень даже давно. Он слишком рано начал развратничать, хотя природа не наградила его сильным зарядом и по сравнению со всеми своими друзьями он всегда выглядел по этой части слабаком. Постепенно это стало его так раздражать и бесить, что он и вовсе стал неспособный. Бедняжка! Вот уж сколько лет он может кое-как уговорить своего маленького хозяинчика чуть-чуть окрепнуть лишь в том случае, если женщину, которую Генрих пожелает, на его глазах вспашут двое-трое, а то и четверо других пахарей. Вот и сегодня, посмотрев, как это делаю я, Генрих почувствовал, как кое-что шевельнулось, после Боэмунда он и вовсе воспрянул, но этот ксантенский медвежина полностью его разочаровал, встрепенувшийся гусь опять превратился в издыхающего чахлого гусенка. Он надеялся, что вы, Зегенгейм, разожжете его, но вы-то как раз окончательно все испортили со своими крестными знамениями и чтением молитв. Тысячу сарацин вам в печенку!

- Подождите-ка,- перебил я графа Вермандуа.- Вы так уверенно говорите обо всем. А как же тогда забеременела императрица, если, как вы утверждаете, Генрих совершенно не способен?

- А это уж вам лучше знать, проказник,- с блудливой усмешкой ответил Гуго.

- То есть?! Что вы имеете в виду? - Меня к этому моменту уже сняли с лошади и усадили связанного на траву, так что я даже мог возмущенно подпрыгивать. У меня вдруг появилась надежда, что они не станут топить меня в водах Регница.

- Перестаньте, граф! - тоже улыбаясь, обратился к Вермандуа Годфруа.Видите ли, Зегенгейм, Гуго полностью верит молве о том, что вы были любовником Адельгейды, и что ребенок, которого она носит - от вас.