Роберт Шекли - Новые Миры Роберта Шекли. Том 2

Трудно сказать, как отреагировал бы Флавий на подобное умозаключение, но в этот миг галопом примчался еще один всадник. Маленький, смуглый, кучерявый, он тоже был в плаще, только более длинном и расшитом серебряной нитью.

— Флавий! — сказал вновь прибывший. — Что тут у тебя?

— Незнакомцы, мой господин. Говорят, их заслала сюда машина.

— Что такое машина, скажи ради Бога!

— Да ее еще не изобрели, — ответил Мартиндейл.

— Тогда мы не будем забивать себе головы. Я Радикс, лейтенант первого экспедиционного войска. Нас послали в этот район Германии, чтобы подавить сопротивление.

— Но мы не собираемся оказывать вам сопротивление, — сказал Мартиндейл. — Правда, Герн?

— Истинная правда, — согласился Грен. — Мы мирные люди.

— Рад это слышать, — сказал Радикс. — Зато мы — нет. Он подал знак солдатам, сделав какой-то мудреный жест обеими руками и дернув головой. Римские воины поняли его мгновенно, ибо тут же спешились, и двое из них связали Мартиндейлу и Герну руки сыромятным ремнем, а затем усадили их на двух мулов, специально взятых с собою ради подобного случая. После чего Радикс кивнул Флавию, тот прорычал команду, и все войско поскакало в ту сторону, откуда появилось.

9. Мудреный романский тип

Мы уже упоминали о том, что Мартиндейл с Герном скакали бок о бок на двух мулах, прихваченных римлянами с собой специально ради такого случая. Римляне были людьми основательными, и им казалось вполне естественным таскать за собой лишнего мула или двух для пленников, чьи объяснения по поводу присутствия в римских владениях звучали бессмысленно, особенно если сами пленники выглядели подозрительно и были, возможно, выходцами из совершенно другого сюжетного построения. В те дни Рим наводнило множество пришельцев, и город весь гудел от слухов. Что само по себе было еще полбеды.

Толпы чужаков в вашем родном городе — явление достаточно неприятное. Но добавьте к нему то, что никакие записи о них не сохранялись, и вы получите поистине зловещую картину. Похоже, таков был тайный план пришельцев, о котором никто ничего не знал. Люди изо всех сил старались записать о чужаках хоть что-нибудь, дабы предупредить остальное человечество. Они строчили обширные заметки на вощеных табличках — а поутру находили таблички пустыми. Пробовали даже нанимать сторожей, чтобы те следили за табличками, но все без толку. Стоило сторожу отвернуться на миг — и записи тут же исчезали. Словосочетание «табула раза» приобрело зловещий смысл, выходящий за рамки его обычного, логически очерченного круга значений. Становилось все более и более очевидно, что чужаки, наводнившие Рим, прибывали из очень странных мест. Менее очевидно, но так же бесспорно было то, что они прибывали из очень странных времен и даже из других реальностей, о существовании которых, не случись такого вот поворота судьбы, жители Вечного города никогда бы не догадались. Римляне встали на защиту своей собственной реальности, бывшей когда-то для них единственной и ставшей теперь всего лишь одной из множества.

Они разработали тщательную систему распознавания и захвата пришельцев, а всем армейским подразделениям выделили специальных мулов, чтобы препровождать подозрительных чужестранцев на сторожевые посты, где их могли допросить местные атанаторы. Специалисты по ксенофизиогномике, прекрасно подкованные в вопросах криоконсервации, атанаторы раз и навсегда определяли виновность или невиновность допрашиваемого.

Мартиндейл с Герном ничего об этом в ту пору не знали, да и позже не получили полного доступа к данной информации. Машина же Шехерезада, затаившаяся в подполье и ухмылявшаяся нехорошей ухмылкой, предвидела подобное осложнение, но щупальце о щупальце не ударила, чтобы его предотвратить.

Трясясь верхом на муле, окруженный римской солдатней, со связанными сыромятным ремнем руками — правда, связанными не так туго, чтобы нарушить кровообращение, — Мартиндейл улучил-таки момент, чтобы спросить у Герна:

— А куда девались остальные?

— Ты о ком?

— Ну, те люди, с которыми мы познакомились. Танцовщица. Полицейский. Лесобой.

— Лесоруб.

— Да, и еще ковбой. Где они?

Герн задумался на минуту, но так ничего и не придумал.

— Я не знаю, Мартиндейл, — сказал он. — А ты как думаешь?

Мартиндейл задумался на минуту — и, очевидно, более успешно, поскольку ответил:

— Похоже, мы их потеряли. Их не было поблизости, когда появились римляне.

Тут в голову ему пришла тревожная мысль:

— А когда ты появился, они были?

— Конечно, были, — сказал Герн. — Иначе с какой бы стати я о них спрашивал?

— Не знаю, — сказал Мартиндейл. — Именно это я и пытаюсь выяснить.

Герн покачал головой:

— Ты стал каким-то странным, Мартиндейл.

— Это обстоятельства странные. А я такой же, как всегда. Герн вздохнул и огляделся кругом. Нигде не видать никаких следов ковбоя, балерины, полицейского и парня с топором.

— Знаешь, что я думаю? Машина разделалась с ними.

— Но зачем ей это понадобилось? — спросил Мартиндейл. — Разве что…

— Да? — сказал Герн.

— Разве что она пыталась сделать рассказ поинтереснее, — сказал Мартиндейл.

Некоторое время они ехали молча. Затем Герн спросил:

— А где же сама машина Шехерезада?

— Возможно, она удалилась куда-нибудь, чтобы поработать над рассказом, — предположил Мартиндейл.

— Удалилась?

— Ну, на свете много разных мест, которые она могла бы описать.

— Без нас?

— Похоже на то, — сказал Мартиндейл.

— Но мы же только что вышли на сцену! Мы только начали расхаживать по подмосткам!

— Порой все меняется очень быстро, — заметил Мартиндейл. — В рассказах так бывает сплошь и рядом.

— Но это наша история!

— Не разделяю твоей уверенности. Сейчас мы просто пленники римлян.

Дальше они поехали в молчании, прерываемом лишь тихими стонами Мартиндейла, чей мул спотыкался на каждом шагу, будто надрываясь от непосильной работы, которую ненавидел всем сердцем. Мартиндейл вспомнил, что совсем забыл про еду. Но, вспомнив, что он о ней забыл, Мартиндейл уже не мог забыть о том, что вспомнил, и голод принялся мучить его с удвоенной силой — как предмет терзаний и как терзатель. Мартиндейл поставил перед собой нелегкую задачу: забыть о том, как сильно он осознает, как он голоден.

Отряд миновал длинную пологую долину и начал пробираться по скальному разлому, поросшему с обеих сторон чахлыми сосенками. Птицы над головой издавали странные звуки — европейские птицы с непривычным акцентом. Однажды Мартиндейлу даже послышался волчий вой, но, возможно, это пела какая-нибудь волчья птица. Мартиндейл старался устроиться поудобнее в маленьком деревянном седле на спине у своего мула. Но, поскольку стремена еще не изобрели, отчаянные попытки удержать равновесие придавали его движениям не лишенный изящества капризный характер, подобный бегу набухшего от дождей ручья во время мандраады.