Андрей Николаев - Таро Бафомета

-- Это что ж за ужас такой? - спросил Корсаков.

-- Не ужас, а былинные персонажи, - поправил Воскобойников, любуясь корягами.

-- А это автопортрет? - Игорь указал на кошмарное создание с выпученными глазами и длинными вислыми усами.

-- Я попрошу без грязных инсинуаций! Это - леший. А вот супруга его кикимора болотная, а вот детки ихние - игошки и ичетики. Плаваете вы, Игорь Алексеевич, в национальном эпосе, - Воскобойников выдернул из колоды топор и протянул его Игорю. - Давай, приступай.

-- Вот это, я понимаю, гостеприимство, - сказал Корсаков, снимая "стетсон", - здравствуй, гость дорогой. Поруби-ка дров, разведи огонь, на стол накрой. Надеюсь, свинина у вас действительно осталась, а то чего доброго и шашлычок из меня сделаешь.

-- Давай, давай, - Павел присел на скамейку, оглянулся на усадьбу, слушай, у тебя сигареты есть?

-- Есть.

-- Угости, будь другом.

Корсаков протянул ему пачку и поставил на колоду первое полено. С непривычки удар пошел вкось и топор застрял. Игорь чертыхнулся, перевернул топор и, ударив о колоду обухом, располовинил полено.

-- Это тебе не кисточкой по бумажке водить, - усмехнулся Павел, со вкусом закуривая, - ну, рассказывай, как житье-бытье у вольных художников?

-- Жизнь, как шкура у зебры: белая полоса - черная полоса. Вот в черную я и попал.

-- Неприятности?

-- Еще какие. Сначала сосед мой трахнул не того, кого надо. Заявился папа этой девчонки с охраной, набили нам морды.

-- Вижу, - подтвердил Павел, - глаз еще красный и синяк не прошел.

-- Вот-вот. Потом - еще хуже, а под конец и вовсе дом сгорел. Так, что мне теперь даже жить негде.

-- Ну, жить, предположим, можно и здесь, - Павел забросил окурок подальше в лес и вытащил новую сигарету. Заметив недоуменный взгляд Корсакова, пояснил, - впрок накурюсь.

-- Тебе что, и курить не позволяют?

-- Слава Богу, нет, но уговорились на пять сигарет в день. Меня месяца полтора назад так прихватило, - Воскобойников похлопал по груди, - мотор отказывать стал.

-- Вот черт, - огорчился Корсаков, - рановато вроде. Что, ни с того, ни с сего?

-- С работягами, что здесь крышу крыли, посидели. А они мужики деревенские, подначивать стали: мол, вы в Москве пить разучились. Пришлось показать, кто пить разучился. Они все в лежку, а я песни пою. Правда наутро пришлось скорую из Яхромы вызывать. Марина неделю за мной в больнице ухаживала. Слушай, Игорь, - Павел наклонился к Корсакову и понизил голос, может, охмуришь ее, а? Чую я, виды она на меня имеет.

-- А что, - усмехнулся Корсаков, - девушка приличная, симпатичная, деловая, - он поставил на колоду очередное полено, - не пора ли тебе о семье подумать, кстати говоря?

-- В тридцать лет жены нет, и не будет, - напомнил Воскобойников старую пословицу, - привык я уже один.

-- Она тебе хоть нравится?

-- М-м... она добрая, хорошая. Красивая, - Павел задумчиво подкрутил ус, - но уж больно следит за мной. В смысле - водку нельзя, курева поменьше. Во, идет, ну-ка, держи, - он сунул окурок в рот Корсакову.

-- Так, - сказала появляясь из-за дома Марина, - мальчики, шашлык готов, где огонь?

-- Сейчас добудем, - пообещал Корсаков, расправляясь с очередным поленом. Демонстративно затянувшись, он выплюнул окурок, - работаем без перекуров.

-- Здесь кушать будем?

-- Здесь, на воздухе, - прогудел Воскобойников, - а потом у камина посидим, чайку попьем. Эх, и люблю я чаек!

Марина с подозрением посмотрела на него.

-- Да, с недавних пор полюбили. Павел Викторович, а вы не курили сейчас?

-- Как можно, Мариночка. Мы же договорились! Вот - Игорь не даст соврать.

Корсаков сделал честные глаза.

-- И соврать не дам и сам не стану. Ложь противна человеческой природе! - провозгласил он

-- Приятно слышать, - заметила Марина, - Павел Викторович, пойдемте, поможете посуду принести. Игорь, я жду огонь.

-- Уже зажигаю, - успокоил ее Корсаков.

От работы он вспотел и скинул куртку. Сложив в мангале колодец из щепок, он сноровисто запалил огонь, с удовлетворением отметив, что это не разучился делать, хотя последний раз разжигал костер для шашлыка еще будучи студентом.

Шашлык удался на славу. Корсаков, приступая к выполнению просьбы Воскобойникова - приударить за Мариной, расточал ей комплименты. Однако, перехватив ее взгляд на Павла, осекся и круто переменил тему - слишком многое прочел он в ее глазах. Так на Корсакова смотрела только одна женщина - бывшая жена, еще когда они только начали встречаться и про которую Игорь знал, что она влюблена в него до безумия.

Под вечер похолодало, из заросшего парка потянуло сыростью. Воскобойников принес самовар и мешок шишек. Самовар он раскочегарил профессионально, раздувая шишки старым кирзовым сапогом. Поднялся ветер, самовар перенесли в дом, разожгли камин.

Марина с Корсаковым выпили по рюмке коньяку. Павел спел пару романсов на стихи Дениса Давыдова. Разговор зашел о бывших хозяевах усадьбы и Марина принесла несколько папок с бумагами из краеведческого музея. Разложив их на столе, она нашла фотографии с портретных миниатюр.

-- Где-то здесь есть портрет девушки... А вот это, взгляните, Игорь, она протянула ему фото, - это сын Анны Александровны. Здесь ему, я полагаю, уже двадцать - двадцать один год.

-- Ну-ка, покажите ребенка, - Павел подвинул стул поближе к Корсакову, - ого! А ведь он на тебя похож, Игорь! Может и ты у нас дворянских кровей?

Марина склонилась, разглядывая снимок через плечо Игоря.

-- Да, какое-то сходство есть, - согласилась она.

Корсаков попытался вспомнить, как он выглядел в двадцать лет. Черт его знает... Если нарядить его в офицерский мундир середины девятнадцатого века, может и обнаружится что-то общее с отпрыском Анна Александровны и неизвестного офицера, сосланного в Сибирь, но чтобы уверенно сказать, это вряд ли.

-- Требуй возврата имущества, - подтолкнул его Воскобойников, - сейчас модно вспоминать о дворянском происхождении. Глядишь и отсудишь чего-нибудь.

Марина стала убирать со стола, Павел показал Игорю комнату, где он будет спать. Удобств особых не было: кровать с железной сеткой, комковатый матрас. Марина принесла чистое белье.

-- Ну что, по норам? - спросил Воскобойников, широко зевая и прикрывая рот ладонью.

-- Я немного посижу с бумагами, - сказал Корсаков.

-- Ну, как хочешь. Марина, ты тоже спать?

-- Да, устала я сегодня.

Корсаков пожелал им спокойной ночи и уселся возле камина, прихватив с собой бумаги из музея. Дрова почти прогорели и он подбросил пару поленьев. От неловкого движения бумаги высыпались из папок. Игорь чертыхнулся и стал подбирать их, как вдруг, подняв один портрет, замер. Это была черно-белая фотография с портрета девушки лет восемнадцати. Высокая прическа, обнаженные плечи, печаль в глазах. Фотография не передавала красок, но сходство с картиной, которую Корсаков продал Жуковицкому, было поразительное.