Курт Воннегут - Пожать руку Богу (сборник)

Я правлю написанное ручкой или карандашом. На Манхэттен я приехал по делу, я звоню женщине, которая многие годы перепечатывает мои рукописи. У нее тоже нет компьютера. Может, отказаться от ее услуг? Она переехала из города в глубинку. Я спросил ее о погоде и тому подобных мелочах, например, прилетали ли к ее кормушке новые птицы, пробрались ли к ней белки и так далее.

Да, белки нашли новый способ добираться до кормушки. Если понадобится, они выделывают штуки почище цирковых акробатов.

Когда-то у нее болела спина. Я спросил, как поживает ее спина. Она ответила, что более или менее. Она спросила, как поживает моя дочь Лили. Я ответил, что более или менее. Она спросила, сколько ей сейчас лет, и я ответил, что в декабре будет четырнадцать.

Она сказала: «Четырнадцать! Боже мой. Боже мой. Кажется, еще вчера она была грудным ребенком».

Я сказал, что у меня есть для нее несколько страниц. Она сказала: «Хорошо». Я отправлю их по почте, поскольку у нее нет факса. Хм, может, от ее услуг все-таки отказаться?

Я все еще стою на третьем этаже нашего дома. Лифта у нас нет. И вот я иду вниз со своими страницами, топ, топ, топ. Спускаюсь на первый этаж, где находится офис моей жены. Когда она была в возрасте Лили, ее любимым чтивом были рассказы о девочке-детективе Нэнси Дрю.

Нэнси Дрю для Джилл – то же самое, что для меня Килгор Траут, поэтому Джилл спрашивает: «Куда ты собрался?»

Я отвечаю: «Иду на почту отправить письмо».

Она говорит: «Ты же вроде не бедствуешь. Купи тысячу-другую конвертов и держи их у себя в ящике стола?» Она думает, что в ее словах есть логика. У нее есть компьютер. У нее есть факс. У нее есть автоответчик, поэтому все важное она узнает вовремя. У нее есть ксерокс. У нее есть все это барахло.

Я говорю: «Я скоро вернусь».

…

И вот я выхожу в окружающий мир! Кого там только нет! Уличные грабители! Охотники за автографами! Наркоманы! Люди, делающие настоящее дело! Может быть, девица, которую я в два счета соблазню! Сотрудники ООН и дипломаты!

…

Я захожу в газетный киоск. Небогатые люди, проживающие свои малодостойные жизни, стоят в очереди за лотерейными билетами или прочей чепухой. (Смех) Все хранят достоинство. Притворяются, что не знают меня. Ха-ха, я знаменитость, меня все знают. (Смех)

Киоском владеет семейная пара. Они индусы, чистокровные индусы! У женщины между глаз крошечный рубин. Ради того, чтобы на это посмотреть, стоило пройти квартал. При чем тут конверт?

«Запомните: поцелуй – это всего лишь поцелуй, а вздох – всего лишь вздох».

Я знаю этот индусский киоск не хуже его хозяев. Не зря я изучал антропологию. Без помощи хозяйки я нахожу конверт восемь на двенадцать, при этом вспоминаю шутку о бейсбольной команде «Чикагские псы». Ходили слухи, что «Псы» переезжают на Филиппинские острова, где их переименуют в «Филиппинские конверты». Эта шутка подошла бы и для «Бостонских красных гетр».

Я встаю в конец очереди и начинаю болтать с покупателями, которых сюда привели не лотерейные билеты. А подсевшие на лотерею – надежда и нумерология давно ободрали их как липку – явно страдают АПАТИЕЙ ПОСЛЕ ВРЕМЯТРЯСЕНИЯ. Кажется, переедь такого тяжелый грузовик – он и не заметит.

…

Я выхожу из киоска и иду еще один квартал к югу, до почты. Я тайно влюблен в женщину, которая там работает. Я уже положил свои страницы в конверт. Надписал адрес и встал в конец другой длинной очереди. Теперь конверт надо отправить!

Женщина, в которую я влюблен, об этом не знает. Сидит, что называется, с каменным лицом. Наши глаза встречаются – она смотрит на меня, как на новые ворота.

…

Я с толком использую время ожидания. Узнаю массу сведений о бестолковых начальниках, о делах, которыми никогда не займусь, о странах, где никогда не побываю, о болезнях, с которыми, надеюсь, никогда не познакомлюсь, о собаках разных пород, которых люди держат у себя дома, и так далее. Я все это вычитал в компьютере, спросите вы? Нет. Я использовал забытое искусство беседы.

Наконец мой конверт проштампован и взвешен – единственной женщиной в мире, которая смогла бы сделать меня по-настоящему счастливым…

Я иду домой. Я неплохо провел время. Послушайте: мы живем на Земле, чтобы вволю покуролесить. (Смех) А кто будет утверждать что-то иное, пошлите его к дьяволу!

(Смех и продолжительные аплодисменты)

РОСС: Плавно переходим к следующему вопросу: как вы считаете, есть ли некое пространство за пределами вашего текста, куда во время чтения попадают ваши читатели, и если да, что это за пространство?

КУРТ: Я уже говорил: наши читатели должны быть исполнителями, чтобы раскодировать письмена на странице, они должны как следует поработать. Раз они участвуют в процессе, значит, они – наши партнеры. Они – соучастники. Это и есть дополнительное измерение, о котором нам ничего не известно. Но приятно осознавать, что читатели – именно участники. Так и должно быть, в противном случае они не смогут ничего прочесть.

ЛИ: Не знаю, как точно это выразить… Может быть, рассказать вам одну историю? Я чувствую, что другое измерение есть, но нащупать или определить его не могу. Давайте расскажу историю, которая, думаю, нам поможет. Однажды, когда я еще был человеком из подворотни, я шел по Сорок второй улице, между Восьмой и Девятой авеню. День клонился к вечеру. Серый такой день. И вдруг вижу, что навстречу мне тащится целая армия, волочит ноги средь бела дня. Никто не улыбается. Глядят перед собой, движутся то ли куда-то, то ли откуда-то. И на лице у каждого написано страдание. Этот день всем им давался нелегко.

Я дошел до конца квартала и вдруг услышал теньканье фортепьяно – поверх этих серых голов покачивалось и подергивалось что-то розовое в форме дыни. Это оказался священник из Джерси, на углу Сорок второй улицы – этого Божьего угла – он поставил большие колонки и наяривал какой-то задорный, очень современный госпел, прямо в разгар этого очень серого и очень грустного дня. Он прямо скакал от радости – вроде бы без всякой причины, – только что установил эти колонки и носился вокруг них, искры так и прыгали с его розовощекого лица. И я сказал себе: вот где мне хотелось бы быть – там, где сейчас находится этот проповедник.

Ну, если объяснять не так прямолинейно, мне нравится, когда люди прочитают что-то и говорят: «Вот куда я хотел бы попасть». И все. (Продолжительные аплодисменты)