Александр Колпаков - Сборник "Последний лемур"

— Подойди сюда, — помолчав, сказал Новиков. В его голосе было нечто такое, что заставило сердце Владимира сжаться от предчувствия.

Возле Новикова полулежал на полу Ренин. Его мрачное, заросшее черной щетиной лицо было обращено к небу… почти земному небу. Усы понуро обвисли, он весь как-то сник, обмяк. В глазах застыла упорная, глубоко запрятанная мысль: «Зачем я пошел в этот рейс? Меня ведь никто не тянул?»

— Отобрал у него астрон, — глухо пояснил Новиков.

Владимир промолчал. «Так вот как хотел Ренин вырваться из этого невероятного мира!» — с горечью подумал он.

Вошел Королев, со злобой сказал:

— Ты, Ренин, был настоящим космонавтом, неплохим товарищем. А теперь скис, не знаю почему. Переложить свой груз на чужие плечи — это легче легкого.

Похожий на большого разъяренного медведя, он крупными шагами ходил по рубке и время от времени ударял кулаком по ладони левой руки. Затем сел, уронил голову на подлокотник кресла. Штурман растерянно смотрел на него. Он никогда не видел Королева в таком гневе. И почувствовал стыд. Тяжело поднялся на ноги.

— Ты неправ, Григорий, — сказал он виноватым голосом. — В такой переделке мало еще кто бывал. Вот и Зотов… — Он махнул рукой и замолчал.

Королев поднял голову.

— У Виктора не было выхода, и он был один, — медленно произнес Королев. А мы в лучшем положении. Один из нас сможет вернуться на Землю.

— Ты имеешь в виду микролет?

— Да.

Микролетом они называли одноместную субракету, которой снабжались новейшие трансгалактические звездолеты. Двенадцать лет назад их еще не было, и Зотов не мог ею воспользоваться. Небольшой запас обычного термоядерного топлива позволял микролету преодолеть расстояние, равное нескольким парсекам. Это было крайнее средство, к нему прибегали, чтобы сообщить на родину о судьбе экипажа.

— Субракета доставит на Землю весть о сверхцивилизации. А те, кто останутся, продолжат начатое Виктором Зотовым.

Королев умолк, поглядел на Новикова, потом искоса на Владимира, и тому бросились в глаза глубокие, резкие морщины на его усталом лице. Раньше их не было. И Владимир понял, что все решено без него. Именно он, Владимир Астахов, только недавно вступивший на великую дорогу, был избран единственным пассажиром субракеты. Только он один из четырех снова увидит родину, ее синие небеса, солнечные зори, облака и зелень.

— Нет! — крикнул Владимир. — Это несправедливо: почему я?

Королев даже не повернул головы, по-прежнему наблюдая за лучом белой субстанции. И казалось, что он молит этот ослепительный поток света унести его, их всех прочь из этого чужого, непонятного мира.

— Говори же! — Владимир тряс Королева за плечо. Тот еле заметным движением сбросил его руку.

— Замолчи, — сказал Королев негромко. — Будь мужчиной. Мне, например, не дожить до конца пути. Как и Ренину. Мы слишком стары. А микролету не развить и двух третей абсолютной скорости. Ты можешь сказать, сколько лет придется лететь до Земли?

Владимир молчал.

— Так-то вот, — удовлетворенно заключил Королев. — А если ты имеешь в виду Сергея…

— Тут не о чем спорить! — прервал его Новиков, привычным движением руки взъерошив рыжие волосы. Подошел к Владимиру, обнял его за плечи, заглянул в глаза. — Ты, Володя, прости, но в неэвклидовой космологии ничего не смыслишь. А я кое-что понимаю. Значит, где буду полезнее?.. Субракету же до цели ты доведешь. Наверняка. Ты хороший пилот.

— Да, у тебя наибольшие шансы добраться, — мрачно подтвердил Ренин, избегая смотреть ему в глаза. — Наибольшие, — повторил он. — Чем у нас троих, вместе взятых.

И Астахов покорился решению. Спорить было не о чем. Было нечто неизмеримо более важное, нежели личная судьба каждого из них. Весть об открытии разумного мира. Весть, которая так нужна Земле.

Королев встал, сказал тоном, не допускающим возражений:

— Готовьте микролет.

Владимир будто не слышал его. Закрыв глаза, он пытался представить себе будущее и не смог, вернее, не решился.

— Идем в ангар, — дружески взял его за плечо Новиков. Владимир пришел в себя, молча шагнул вслед за ними. Пока микролет готовили к взлету, Астахов находился в каком-то полусне, машинально выполняя распоряжения Королева. Время от времени его щеки касались вихры Новикова и знакомый голос укорял: «Ну возьми же себя в руки, Володя, черт тебя не знает. Разве так можно?»

Последние минуты перед стартом он провел, распластавшись на полу крохотной рубки субракеты. У него не было сил, и ему все было безразлично. Потому что товарищи оставались здесь, под этими угрюмыми звездами. Почему они, а не он? Почему он моложе их?

Он тупо ждал, когда плазменный двигатель войдет в ритм волновых пульсаций. Звонко щелкнуло реле, включился динамик.

— Володя, — в последний раз услышал он знакомый до боли голос. — Ты видишь, сделано все, чтобы один из нас вернулся… Запомни крепко: в луч субстанции войдешь ровно через пятьдесят три секунды после взлета. Следи за программой. Не подведешь, надеюсь? Земля должна знать о нас… Прощай, Володя.

И это было все. Владимир медленно вставал на ноги, глядя в черный диск. Но динамик молчал. Королев был немногословен всегда. Даже сейчас.

Астахов тяжело опустился в кресло пилота, пристегнул крепления… И вдруг увидел Таю. Она не забыла его и здесь, в Пространстве, где властвовали бесстрастные боги тяготения и межзвездного водорода. Стены рубки растаяли… Снова был летний вечер, и «Скандий» ожидал старта на лунной орбите.

Галактическая дорога еще не началась, он стоял на овальной платформе и напряженно смотрел на купол диспетчерской башни, где сверкал стартовый сигнал. Тая протянула ему руки, он отчетливо увидел ее тонкое лицо, серые глаза, волосы, улыбку.

В тот момент, когда электронный автомат привел к нулю показания относительных часов, Владимир решительно включил ускоритель.

Ослепительная молния субракеты прочертила багровозвездное небо. И перед тем как ее след влился в луч белой субстанции, Владимир вдруг испытал странное, необыкновенно мощное воздействие на свой мозг. В него будто втискивались волны какой-то информации. Сгущаясь, эти волны порождали живые зрительные образы. Загадочная цивилизация, которую покидал Владимир, приоткрыла ему частицу своей сущности. Он мысленно увидел другой мир, совсем не похожий на мир пустыни и призрачных, текучих конструкций. Угрюмое небо разорвалось, Астахов увидел изумительный пейзаж. Вдали садилось чужое яркое солнце. Оно прожигало себе путь сквозь гряду облаков, заливало ее края золотом, раскинуло в глубокой синеве неба веер расходящихся полос света и тени. Незаметно картина преобразилась. Фиолетово-красные горы внизу, поросшие густой растительностью, пылающие лужицы и ручейки, морской залив, в котором отражалось небо, — все преобразилось. Ландшафт словно ожил. Оставаясь неподвижным, он наполнился жизнью, стал громадным живым существом. Исчезли время и пространство, Астахов ощутил тишину, в которой угасают все звуки.