Кэролайн Черри - Иноземец

Люди все еще детское пугало, чудища в чулане, твари под кроватью… а как иначе может быть в этой культуре, где каждый постоянно начеку, постоянно помнит о реальной опасности от реальных убийц, в культуре, где телевидение приучает детей к параноидальному страху перед чужаками?

К чему на самом деле стремятся чужие люди на Мосфейре? Какие страшные технические тайны придерживает Табини-айчжи для собственного пользования? И о чем на самом деле говорится в телеметрии, обмен которой идет непрерывным потоком между станцией в космосе и островом, находящимся в часе полета от принадлежащих Табини берегов?..

И почему какой-то псих хотел убить пайдхи?

Завтра заседание космического совета — ничего такого, что вызвало бы возражения пайдхи, просто небольшая статья с технической информацией, которую совет запросил в библиотеке Мосфейры, а он перевел.

Не ожидалось ничего, предвещающего споры. Как и в предстоящем запуске спутника. Связь не вызывала споров. И прогнозы погоды не вызывали споров.

Был, правда, финансовый вопрос: прибавить или вычесть миллион из сметы на запуск беспилотного аппарата, чтобы сумма бюджета составила благоприятное число, — но миллион, по сравнению с шестью миллиардами, уже выделенными на программу, не представлялся критической, способной вызвать распрю суммой, из-за которой в его спальне кишели бы убийцы.

Были еще горячие и язвительные дебаты, постоянно тлеющие и время от времени вспыхивающие поярче: споры между сторонниками пилотируемых космических полетов и беспилотных, и споры о том, должны ли атеви пытаться восстановить стареющую без регулярного ремонта космическую станцию землян, которая теперь, с опустевшими топливными баками, медленно, но верно уходит со стабильной орбиты.

Политика землян сводилась к тому, что не следует никого пугать, поднимая шум вокруг отдаленной возможности падения станции в населенном районе. Официально, по расчетам, обломки станции должны были свалиться в бескрайние просторы открытого океана лет этак через пятьсот — плюс-минус что-нибудь из-за солнечной бури или еще какой причины; сам Брен лично не стал бы клясться ни насчет места, ни насчет сроков, потому что астрофизика не была самой сильной его стороной, но эксперты говорили, что именно так он должен утверждать, — так он и утверждал.

Он огласил свой скромный доклад на тему о целях миссии во время первого заседания космического совета после его вступления в должность, выдвинув далекую от оригинальности идею о том, что поднимать металл на орбиту — дело дорогостоящее, а потому не по-хозяйски будет позволить сгореть тому, что уже находится на орбите; так что им следовало бы сделать что-то с мертвой, покинутой станцией, а после уж всаживать большие средства в беспилотные полеты.

Конечно, защитники идеи пилотируемого освоения космоса согласились немедленно и с торжеством. Астрономы и некоторые античеловеческие группы страстно воспротивились. Это отодвинуло вопрос на задний план, пока члены совета советовались с нумерологами по действительно животрепещущим проблемам, таким как (постоянно актуальный вопрос), благоприятна или нет дата запуска, а если нет, то сколько благоприятных данных требуется, чтобы превратить неблагоприятную дату в благоприятную, — что вызывало следующий виток дебатов между несколькими конкурирующими (и этнически значимыми) школами нумерологии на тему о том, должна ли вводиться в расчеты благоприятности текущая дата запуска или же дата рождения всей программы, только данного проекта или окончания строительства стартового стола.

Не говоря уже о спорах, можно ли дефлектор камеры сгорания на тяжелой ускорительной ступени сделать четырехсекционным, не нарушив при этом тщательно подобранные числа, выражающие размеры топливного отсека…

Брен лежал на спине, дожидаясь убийцу, и думал, что по-настоящему опасны самые вроде бы спокойные вопросы — связанные с будущим использованием станции, поскольку цель экспедиции атеви была одним из пунктов в некоем спорном вопросе, в котором он настойчиво отстаивал свою позицию, и опасность возрастала теперь, когда он начал набирать сторонников (в том числе не самых рассудительных) за пределами вежливого и благовоспитанного круга членов совета.

И вечным фактором во всех космических дебатах оставался непрерывный обмен телеметрическими данными и командами между Мосфейрой и станцией, который шел уже две сотни лет и продолжался ежедневно.

Определенные радикальные элементы среди атеви твердили, что на борту покинутой станции спрятано оружие. Самые правоверные безумцы среди этого радикального крыла были убеждены, что медленное снижение станции не просто следствие законов физики, но тщательно рассчитанный маневр, осуществляемый то ли руками людей, тайно скрывающихся на станции, то ли по командам, столь же тайно передаваемым с Мосфейры, — ну как же, теперь-то они знали о возможностях компьютерного управления, — и закончится это тем, что станция промчится по огненному курсу в небесах, «вызывая эфирные возмущения с целью нарушения гармонии и провокации насилия», породит ураганы и приливные волны, а ее оружие обрушит ливни огня на цивилизацию атеви и навсегда низведет атеви до положения человеческих рабов.

«Простите им, — сухо повторял Табини. — Они ведь заодно пророчат, что луна повлияет на их финансовые начинания, а космические запуски испортят погоду».

И уж не пустой болтовней, а подлинной реальностью было, что заграничные айчжиин, не входящие в Ассоциацию Табини, финансировали шечиданские учреждения, которые пытались анализировать записи телеметрической информации, подслушанной Шечиданом, — нумерологи, которых нанимали эти заграничные айчжиин, подозревали в этих кодах тайное предназначение, насылание неблагоприятных чисел, вредящих погоде, сельскому хозяйству или благосостоянию соперников Табини… и вряд ли кто решился бы назвать такие подозрения глупыми.

На самом-то деле Табини в кругу своих приближенных называл их именно так, но на публике он был очень кабиу, очень осмотрительным, и использовал целые батареи вычислительных устройств и сонмы геометров разных убеждений для изучения каждого высказывания и каждого бита перехваченных передач, причем на полном серьезе, — чтобы с абсолютной уверенностью опровергать все, с чем выступят консерваторы.

Время от времени — это заслуживало улыбки, пусть даже тайной, — Табини приходил к пайдхи и говорил: «Передайте вот это». И пайдхи звонил на Мосфейру и сообщал фрагмент кода, который, если его передать на станцию, окажется для компьютеров полной абракадаброй, так заверяли его техники они просто вставляли этот фрагмент в строчку с пометкой «REMARK», то есть «ПРИМЕЧАНИЕ», которая компьютером не воспринимается как команда, и передавали исключительно на радость подслушивающим — и «все довольны, все смеются», как выражалась Барб. Дальше числа превращались в последовательность сигналов передачи, от которой очередное предсказание конца света лопалось как мыльный пузырь, прежде чем его автор успевал вылезть на публику со своей теорией.