Джон Уиндем - Куколки
— А теперь я попрошу Розалинду послать тебе мысль-картинку. Закрой глаза, как раньше.
— Где Розалинда? — спросила она, оглядываясь вокруг.
— Ее здесь нет, но для мыслей-картинок это не важно. Ну, смотри в темноту и ни о чем не думай.
— А вы все, — добавил я мысленно для остальных, — не вмешивайтесь, освободите поле для Розалинды, не прерывайте ее. Ну, Розалинда, давай, четко и ясно.
Мы затихли, ожидая приема.
Розалинда сделала пруд, заросший камышом. Поместила туда несколько уток. Дружелюбных и забавных, разного цвета. Они станцевали что-то вроде балета, все, кроме одной, неуклюжей, но очень старательной, которая все время немножко запаздывала и все делала чуточку не так. Петре ужасно понравилось. Она светилась от удовольствия, а потом вдруг выдала свой восторг мысленно. И снова оглушила нас, как будто стерев все вокруг. Это было очень тяжело для всех, но ее успехи радовали. На четвертом уроке она выучилась освобождать сознание, не закрывая глаз, что было несомненным шагом вперед. К концу недели мы продвинулись значительно. Ее мысли-образы были еще грубоваты и неустойчивы, но это должно было сгладиться при тренировке. Хорошо принимала она пока лишь простые образы и почти не умела ловить наши передачи друг другу.
— Очень трудно видеть всех сразу и так быстро, — говорила она. — Я уже могу различить, кто передает: ты, Розалинда, Майкл или Сэлли, но из-за того, что передается быстро, все смешивается. Правда, другие смешиваются еще больше.
— Какие другие? Кэтрин и Марк? — спросил я.
— Да нет. Их я могу отличить. Совсем-совсем другие. Те, которые далеко, — нетерпеливо ответила она.
Я взял себя в руки.
— По-моему, я их не знаю. Кто они?
— Не знаю, — сказала она. — Разве ты их не слышишь? Они там, но очень далеко. — Она показала на юго-запад.
Я подумал немного и спросил:
— Они и сейчас присутствуют?
— Да, но чуточку, — ответила она.
Я изо всех сил старался уловить что-нибудь, но безуспешно.
— Может, ты попытаешься повторить мне, что ты от них услышала? — предложил я.
Она попробовала. Что-то необычное и на ином, чем у нас, уровне. Было здесь какое-то другое качество, не очень внятное и как бы смазанное. Я решил, что, по-видимому, это из-за того, что Петра стремилась передать нечто ей самой непонятное. Я позвал Розалинду, но и она лучшего не добилась. Для Петры напряжение было слишком велико, поэтому после нескольких минут стараний мы решили отложить это на потом.
Хотя Петра время от времени срывалась на то, что, пользуясь звуковыми аналогиями, можно назвать оглушительным ревом, мы чувствовали гордость собственников, наблюдая за ее успехами. Нас охватило возбуждение, как будто мы открыли будущего знаменитого певца, только это было нечто гораздо более значительное…
— Это, — говорил Майкл, — должно стать очень и очень интересным, если, конечно, она не покалечит нас всех, прежде чем научится управлять собой.
Дней десять спустя после гибели пони, за ужином, дядя Аксель попросил меня помочь ему насадить колесо, пока еще не стемнело. Внешне в этой просьбе не было ничего особенного, но что-то в его взгляде заставило меня согласиться без колебаний. Я последовал за ним, и мы отправились за ригу, где нас никто не мог ни увидеть, ни подслушать. Он взял в рот соломинку и серьезно посмотрел на меня:
— Ну, Дэви, ты был неосторожен?
Есть много возможностей проявить неосторожность, но только об одной из них он мог спрашивать меня с таким видом.
— Не думаю, — ответил я.
— Тогда, может, кто из остальных? — предположил он.
И снова я с ним не согласился.
— Хм, — фыркнул он, — тогда можешь ответить, почему Джо Дарли расспрашивает о тебе? Есть какие-нибудь предположения?
Я понятия не имел и так ему и сказал. Он покачал головой.
— Парень, мне это не нравится.
— Только обо мне или о других тоже? — спросил я.
— О тебе и о Розалинде Мортон.
— А-а, — протянул я с беспокойством. — Но ведь это всего-навсего Джо Дарли… Может, он что-то услышал о нас и хочет раздуть скандал?
— Может быть, — сдержанно согласился дядя Аксель. — А с другой стороны, инспектор всегда использует Джо, когда ему надо что-нибудь разузнать потихоньку. Мне это не нравится.
Мне тоже стало не по себе. Но коль скоро Джо не обратился к нам, я не думал, что он сможет добыть против нас какие-нибудь улики. Ведь нам, сказал я дяде Акселю, нельзя предъявить ничего, никакого обвинения, которое подводило бы нас под какой-нибудь определенный пункт Правил об Отклонениях.
Дядя Аксель покачал головой:
— Эти правила только включают, но не исключают. Нельзя узаконить тысячи возможных случаев, а только наиболее частые. Так что могут появляться новые, которые рассматриваются отдельно. Это как раз входит в работу инспектора: наблюдать и в случае необходимости проводить расследование.
— Мы обсуждали, может ли такое произойти, — сказал я. — Но ведь если начнут выяснять, они же не будут знать, о чем спрашивать. Все, что нам надо будет делать, это притвориться удивленными, как все нормальные люди. Что может узнать Джо или кто-то другой? У них могут быть только подозрения, но никаких улик.
Однако дядя Аксель не мог успокоиться.
— А Рэчель? — предположил он. — Ее так потрясло самоубийство сестры. Ты не думаешь, что она…
— Нет, — уверенно ответил я. — Даже если не брать в расчет, что она не может обвинить нас, не уличая себя, мы бы знали, если бы она что-то скрывала.
— Ну ладно, а маленькая Петра? — спросил он.
Я уставился на него:
— Откуда вы знаете о Петре? Я никогда вам о ней не рассказывал.
Он удовлетворенно кивнул:
— Значит, она тоже. Я так и понял.
— Как вы узнали об этом? — Я не мог успокоиться, сразу начав соображать, кому еще могла прийти в голову такая мысль. — Она сама вам сказала?
— Да нет, как бы тебе сказать, я просто наткнулся на это. — Он помолчал и добавил. — Косвенным путем это пришло от Анны. Я предупреждал тебя, что ее брак с этим парнем до добра не доведет. Есть такой тип женщин, которым недостаточно сделаться рабыней мужчины, чтобы он о них ноги вытирал. Им надо полностью отдавать себя в его власть. Анна была такой.
— Уж не хотите ли вы сказать… Вы считаете, что Анна рассказала Алану о себе? — запротестовал я.
— Рассказала, — кивнул он. — Она сделала больше. Она рассказала ему обо всех вас.
Я смотрел на него с недоверием:
— Почему вы так уверены, дядя Аксель?
— Уверен, Дэви. Возможно, она не хотела этого. Возможно, она рассказала ему только о себе, будучи женщиной, которая не умеет хранить тайны в постели. Возможно, ему пришлось выбить из нее имена остальных. Но факт тот, что он их знал. Это точно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});