Кирилл Кудряшов - Черное безмолвие

— Расступитесь, твари… — шепчу я, опуская ногу прямо на черные спины белок. И живой ковер расступается под моими шагами, покорно давая мне дорогу. Ну, или почти покорно… Одна белка, не успевшая увильнуть в сторону от моего ботинка, и оказавшаяся прижатой к черному снегу за хвост, отчаянно шипит, поднявшись на задние лапы с явным намерением вцепиться мне в щиколотку. Я испуганно отдергиваю ногу, и белка тут же спешит ретироваться, все так же злобно и недовольно шипя, демонстрируя мне свои длинные острые зубы.

Шаг, еще один… Белки позволяют мне пройти, давая дорогу. Я оборачиваюсь, чтобы узнать, как дела у Марата, и вижу, что черный ковер тут же смыкается за моей спиной.

— Ира! — шепчет Марат, — Я не могу!

— Иди по ним, и они разойдутся. — говорю я в ответ, сама не очень-то веря в свои слова. То, что белки пропустили меня, вовсе не означает что они не будут возражать и против кроссовок Марата.

— Нет. — пятясь назад бормочет он. — Я не могу! Уж лучше сожрать живого аморфа…

Я не настаиваю, тем более, что меня больше занимает вопрос, как бы мне самой пробраться к Эзуку, от которого меня отделяет всего несколько метров. Единственная проблема в том, что он, словно по инерции, продолжает двигаться вместе с потоком белок, понемногу отдаляясь от меня. Больше всего мне сейчас хочется взглянуть на него — в его светлые глаза, заряжающие уверенностью и силой, атак же рассмотреть, кого он несет на руках, но я боюсь даже отвести взгляд от колышущейся массы под моими ногами.

Шаг, еще наг…

— Ира, не бойся. — подбадривает меня Эзук тихим и вкрадчивым голосом. — Они не тронут тебя.

— Охотно верю. — бормочу я в ответ, вспоминая, как эти твари на моих глазах разорвали пять человек из отряда снабжения, отобрав у нас всю добычу, и как я сама неслась по Безмолвию, преследуемая полусотней этих дьявольских созданий. А сейчас их больше… Гораздо больше! Даже затрудняюсь сказать, во сколько раз.

Шаг, еще шаг…

Беличий ковер, наконец, заканчивается, и я оказываюсь в небольшом круге свободного от белок пространства вокруг Эзука. Только теперь я отваживаюсь поднять глаза от земли, и взглянуть… Взглянуть на Сергея, безжизненной куклой лежащей на руках Эзука.

Обычный человек мог бы принять его за мертвого — не шевелятся губы, не вздымается грудь. Даже сердце бьется едва-едва, так что пульс наверняка можно было бы прощупать с трудом. Будь мы в освещенном помещении обычный человек так же заметил бы и неестественную бледность его лица, и чуть кровоточащие десны — первый симптом тяжелой лучевой болезни. Но в темноте Безмолвия цвет лица не разобрать. Его могу увидеть только я, углубив порог зрения и нырнув в инфракрасную область спектра. Сергей холоден, словно лед — я не вижу бега горячей крови в капиллярах под кожей лица. Я с трудом слышу его сердце, с трудом различаю его дыхание на фоне холодного воздуха. Но все же он жив, пусть и страшно избит, отморожен и облучен.

— Где ты нашел его? — спрашиваю я, заглянув в глаза Эзука. Жаль, мое инфракрасное зрение не дает возможности определить их цвет.

— Об этом позже. — отвечает он. — Когда мы будем в безопасности…

До ворот завода, перед которыми лежит на боку дымящийся танк и копошатся вокруг трофейного БТРа солдаты, остается не больше полусотни метров. И только сейчас я понимаю, какой опасности мы подвергаемся. Кто-нибудь из солдат, не важно, с чьей стороны, вполне может шарахнуть по нам из миномета. А что, их вполне можно понять — Мадьяровцы могут выстрелить просто с перепугу, а наши — увидев, что в ворота завода намеревается тихо и мирно втечь беличье воинство. Уж если бегуны боятся этих адских созданий, то что говорить о простых людях? Сомневаюсь, чтобы они горели желанием пустить эту свору в завод. Да и я, кстати говоря, тоже…

— Эзук, — говорю я, — Ты, ведь, не собираешься провести этих тварей в завод?

Опоясывающие нас кольцом белки неожиданно поднимаются на задние лапы, громко шипя на нас. Хотя нет, вернее на меня одну. Могут ли они понимать человеческую речь? Или, хотя бы, чувствовать интонацию?

— Тише, Ира, тише. Пусть они и твари, но твари Божьи, как и все мы.

Белки утихают, вновь опускаясь на все четыре лапы, и продолжают свое шествие, гордо вытянув пушистые хвосты.

— Нет, конечно, — продолжает он, — Они проводят нас только до ворот, а потом уйдут восвояси.

— Как ты управляешь ими?

— Я не управляю. Я просто попросил их проводить меня.

— Они не причинят никому вреда?

— Нет. Я попросил их и об этом.

Бред! Форменный бред! Попросить белок Безмолвия не убивать людей… Он или чудотворец, или сумасшедший. Скорее второе, о Боже мой, почему же так хочется верить в первое?!

До ворот остается совсем немного. Проем занят полутора десятками солдат, разглядывающих нас в объективы ночных прицелов и биноклей. Они удивлены, поражены, но не опускают автоматов, нацеленных на нас.

— Не стреляйте! — кричу я, — Это друзья.

Реакции не видно — автоматы не уставились своими черными зрачками в пол, но и огонь открывать никто не спешит. Интересно, почему я сказал «друзья»? Кого имела в виду? Себя и Эзука? Сергея и Эзука? Не могла же я даже подсознательно иметь в виду белок?

Зато отчетливо заметна реакция на мои слова среди черных чудовищ. Они зашевелились, выбиваясь из строя, сталкиваясь друг с другом и скаля зубы.

— Не делай резких движений. — тихо шепчет Эзук, — Не кричи. Они этого не любят… Им по душе тишина и покой…

Тишина и покой… Самые страшные убийцы Безмолвия, налетающие, словно ураган, сопровождая свое появление невероятным шумом и визгом! Они любят тишину и покой? Бред!

Белки останавливаются, перестраиваясь, словно гвардейцы на строевой подготовке. Растягиваются в широкую цепь, давая нам проход к воротам завода. Наконец-то наши ребята опустили автоматы — поняли, что эта орава белок не собирается входить в ворота.

— Пойдем, — говорит Эзук, и делает шаг вперед, выходя из окружения своей страшной свиты. Я оказываюсь позади него, отставая на один — два шага.

Где-то далеко, в центре поля боя, где стояли, замерев друг напротив друга, мародеры и защитники завода, раздается яростный крик, за которым следует автоматная очередь. И тут же Безмолвие оживает, наполнившись криками и выстрелами.

Я слышу глухой удар где-то вдалеке, а за ним без труда узнаю характерный свист летящей к цели мины. Эзук продолжает идти впереди меня так, словно бы ничего не случилось или, по крайней мере, все происходящее его просто не касается. Он не обращает никакого внимания на то, что белки за его спиной поднимаются на задние лапы, шипя и клацая зубами. Их черные морды подняты вверх — даже они понимают, откуда следует ждать опасности.