Юлия Латынина - Проповедник

Весь день пришедшие на проповедь собирали вирилею: одни собирали, другие веяли и отвозили в амбар, третьи вели репортажи. Броневички забросали цветами. Из города приехали люди с едой. Молодой лейтенант опять вылез из броневичка и на этот раз заговорил вполне печатным языком. Он сказал:

— Президент приказал нам подавить бунт. Но я не думаю, что сбор вирилеи можно считать бунтом. Если сбор вирилеи считать бунтом, что же такое не бунт?

Хозяин харчевни из соседнего городка объяснил:

— Когда я услышал об этом деле, я подумал: ага! Если там есть люди, значит, они хотят есть. Если они хотят есть, значит, они заплатят по кредиту за сандвич.

— Но вы раздали сандвичи даром? — уточнил репортер.

— Ну, — развел руками трактирщик, — а иначе я был бы совершенной сволочью, правда?

Вечером в моих и Ласси амбарах лежало сорок тонн упакованной в мешки вирилеи. Кто бы, вы думали, взял на себя обязанности координатора? Джек Митчелл, мой сосед. Журналист спросил его: «В доме ничего не пропало?» «Ничего, — ответил Митчелл и, сконфузившись, махнул рукой на лесок за синей канавой, — только вон лесок весь загадили».

Вечерние газеты выходили с аршинными заголовками: «Христианский колдун останавливает танки», «Президент объявляет бунтом сбор вирилеи», «Президент, покайтесь!».

Следующий день я провел на одной из военных баз полковника в горах. Я показывал людям, как пользоваться «Павианом-2».

На обратном пути мы узнали, что моя жена вернулась на ферму. У ворот фермы поставили охранников. Князь Бродячего Перевала, заступаясь за обиженных и ограждая слабых, взял ее под свою защиту. Это, впрочем, означало, что он имел право на «долю благодарности» от урожая.

Когда я вернулся, полковник сказал:

— Что вы за это хотите?

— Ласси спас мне жизнь. Это подарок для Ласси.

— Воспитанный человек не оставляет подарков без ответа, — сказал полковник. — Что вы хотите?

— Освободите мою жену и сына, — сказал я.

— Хорошо.

— Я хочу сам принять в этом участие.

— Вы настолько не доверяете нам?

— В доме есть документы, которые только я могу отыскать. Я бы хотел забрать их с собой в «Харперс».

Через два дня в десять часов утра я вылез из машины во дворе моей фермы.

Под травяным навесом стоял маленький трактор. Местная полицейская машина уткнулась носом в его колесо. Не было ни малейшего ветерка, но дерево вирилеи у ворот слегка шелестело листьями: это время от времени срывались с ветки и взлетали в небо розовые шарики. Утреннее солнце отразилось в большой капле росы на листе толокнянки и недоуменно вытаращилось на меня.

Я был одет в форму майора президентской гвардии. Волосы мои были покрашены в каштановый цвет, и особый крем, каким пользуются актрисы и террористы, наложенный накануне на ночь, стянул кожу на моем лице и совершенно изменил его черты. За соседним холмом на всякий случай стояла еще одна машина — зеленый «пикап» с людьми полковника. Ласси, однако, полковник со мной не пустил — риск и так был слишком велик.

У ворот моего дома скучали два охранника. Они отдали мне честь.

Двое моих спутников поднялись со мной наверх. Я постучался и вошел в гостиную. Агнес и Ден пили чай с добродушным белокурым полицейским.

— Собирайтесь, — сказал я с легким акцентом, — вы едете с нами в столицу.

Глаза Агнес от ужасе стали большие, как блюдца. Она прижала Дена к себе.

— Мальчишка едет с вами.

Полицейский, видимо, расстроился и уткнул глаза в пол. Я незаметно подмигнул Агнес. Она ахнула и выронила чайник, который держала в руках. Я прошел в свой собственный кабинет. Белокурый полицейский поднялся за мной.

— Где ключи? — спросил я.

— Тут уже искали, господин капитан.

Из соседней комнаты донесся всхлип Агнес.

— Ключи, — брезгливо сказал я, — и помогите этой бабе.

Едва я включил компьютер, как рядом со мной зашуршал телефон: кто-то в коридоре набирал номер. Я снял трубку и стал слушать.

— Алло, — сказал голос полицейского.

— Секретариат майора Ишеддара слушает.

— Гм… — сказал гвардеец, — я тут вот это как… Тут жена этого самого… Денисона… Плачет. Может, не надо?

— Вы сержант Данна? Несете охрану фермы?

— Ну да.

— Вы видели ордер на арест? Выполняйте приказ.

На другом конце провода бросили трубку.

Моя система работала превосходно.

— Но она не виновата! — заорал гвардеец в оглохший телефон.

Я стоял в своем кабинете у раскрытого сейфа, когда скрипнули ступеньки, раскрылась дверь, и за моей спиной кто-то сказал:

— Руки!

Я обернулся. Посреди комнаты с пистолетом в руках стоял старый князь Бродячего Перевала.

Глава девятая

— Руки, — сказал князь.

— Что вы себе позволяете! — взвизгнул я.

— Я обещал этой женщине мое покровительство, — сказал князь. — Если Президент совершает бесчестные поступки, князья страны должны напомнить ему о благородстве.

Я вытаращил глаза и взглянул на белокурого полицейского, который осторожно выглядывал из-за спины князя. Я ткнул в него пальцем:

— Это ты предупредил князя!

— Я, — улыбнулся князь, — боялся, что это случится, и охотился неподалеку.

Полицейский сказал, потупившись:

— Не стоит Президенту причинять зло этой женщине. Люди этого не простят. Надо думать о благе государства.

— О благе государства, — сказал я, — полагается думать Президенту а не нам с тобой. Если каждый начнет думать о благе государства то знаешь, что выйдет?

Князь ткнул меня пистолетом и сказал:

— Выметайся. Если я не защищу эту женщину, я буду обесчещен.

Я побледнел и выронил дискету, которую держал в руках. Я и князь нагнулись одновременно, чтобы ее поднять. Губы князя очутились возле моего уха.

— Что пожалует мне Президент, — шепнул князь, — если я отдам ему эту женщину?

— Эту ферму, — прошептал я, — и все туземные фермы между этой фермой и вашим замком.

Князь выпрямился и протянул мне дискету. Вдруг он повернулся к своим слугам.

— Пошли отсюда, — сказал он.

Через минуту со двора послышался шум отъезжающего автомобиля.

Я провел в кабинете пятнадцать минут. Я увлекся, иначе бы услышал, как во двор въезжает еще одна машина. Но я сообразил, что происходит, только когда услышал топот сапог на лестнице, а потом — отчаянный женский крик. Я выхватил револьвер и бросился вниз.

Посреди комнаты валялся чемодан с раскрытым брюхом. В углу заливался криком Ден. Его прижимал к себе человек с рыжей бородкой и с погонами гвардейского капитана.