Юлия Зонис - Геном Пандоры

И вновь Саманта не могла понять: он опять взялся за свои отвлеченные теории или имеет в виду нечто другое, то, что произошло – происходит – между ними? «Черт бы меня побрал, – подумала она. – Любая баба смогла бы разобраться. Ну почему у меня не бабские мозги? Я не умею разгадывать эти загадки, мне подавай прямой ответ».

…Ее саму изумила захлестнувшая обоих волна страсти и пришедшая страсти на смену щемящая нежность. На накрахмаленных гостиничных простынях, потом на жестком ворсе ковра и снова на простынях, но уже смятых и влажных от пота, они целовали друг друга до одури, до синяков, и любили, и задыхающимися голосами повторяли, что любят… Саманта Морган, глава SmartGene Biolabs, Сэмми из Шанти-Тауна, не ожидала от себя такого.

И теперь ей необходимо было знать…

– Это все, что ты можешь мне сказать?

– А?

– После сегодняшнего… после этой ночи все, на что ты способен, – это продолжить свои бесплодные умствования?

Вечерский потушил сигарету и взглянул на женщину, как ей показалось, с растерянностью:

– Ах да. Извини. Я был очень пьян. Я не хотел…

Сердце Саманты рухнуло куда-то в самый низ, ниже первого этажа с его банкетным залом, ниже мокрого тротуара и протекающих под ним грязных речных вод. Ниже – наверное, прямиком в ад, хотя Саманта не верила ни в бога, ни в черта.

«Извини». Чтоб ты сдох! Он не хотел, у него просто встал от пары бокалов, и он взял ее – как мог бы взять любую из тех дур, что раскрыв рот слушали его разглагольствования, или даже отельную шлюшку… Взял то, что под руку подвернулось.

Наверное, глаза Саманты снова позеленели, потому что она открыла рот и вывалила Вечерскому все, что думала о нем, и даже то, чего вовсе не думала. Исчезла невозмутимая доктор Морган, и осталась лишь бешеная Сэмми, дочка папаши Моргана, та Сэмми, которая могла запросто утихомирить торчков из отцовской компании и легко перекрикивала даже черных парней с заправки…

Алекс Вечерский выслушал молча. Пожал плечами. Встал с подоконника и, так и не сказав ни слова, вышел из ее номера.

Саманта Морган обменяла билеты на более ранний рейс, чтобы не оказаться в одном самолете с Вечерским. Вернувшись домой, она бросила на пол сумку и первым делом позвонила Диане, леди Ди, старой и единственной подруге, наперснице во всех сердечных – и не только – неприятностях.

Ди поняла все по голосу и примчалась уже через полчаса.

– Ты выглядишь ужасно, детка, – сказала она, деловито включая чайник. – Неужели это меценаты так тебя доконали? Или вас на банкете угостили тухлой икрой?

Ее широкое черное лицо выглядело по-настоящему озабоченным. Саманта хлюпнула носом, прижалась к привычному надежному плечу и наконец-то разревелась.

Детство Саманты было не из тех вещей, которые можно упомянуть в дружеской гостиной за бокалом вина. Мамаша Морган оставила папашу Моргана через полгода после того, как закрылась фабрика. Производство перевели в Китай. Сэмюэль Морган, химик-технолог и отец шестилетней дочери, держался долго, но когда уж покатился, то катился до самого дна. Сэмми была в четвертом классе, когда отец перешел с крэка на героин, а семейные накопления окончательно иссякли. Из дома в пригороде пришлось переехать сначала в барак, где ютились те, кто жил на соцпособие, а затем, когда папашу Моргана за многочисленные правонарушения сняли с пособия, в Шанти-Таун. Это было мерзкое скопление заброшенных, полуразвалившихся зданий и наспех сколоченных лачуг. Здесь вечно воняло помоями, луком и витал сладковатый душок конопли, а люди существовали преимущественно по ночам. Саманта продолжала ходить в школу. Как могла, она штопала собственные джинсы и майки и каждый день отстирывала их в большом тазу. Девочке не хотелось, чтобы одноклассники узнали правду. Учителя к Саманте относились с опаской. Она была примерной ученицей, но не подлизой и не выскочкой, а такое поведение всегда подозрительно. Еще у Саманты была тайна. По средам и пятницам она приходила на оцепленное ржавой проволочной изгородью футбольное поле. Там, у изгороди, ее ждали. Она передавала ждущим пакет с мутноватыми кристаллами и получала деньги.

Долго так продолжаться не могло. Некоторое время Сэмми спасало ее звание отличницы. Отличницы, как правило, не торгуют айсом. Впрочем, у всякого правила есть исключения, как заметил молодой, но перспективный сотрудник отдела по борьбе с наркотиками. Тот самый, что, прикинувшись покупателем, вывел Сэмми и папашу Моргана на чистую воду.

Папаша Морган загремел в тюрьму, а Сэмми – в спецшколу для трудных подростков. Еще не колония, но явно и не летний лагерь отдыха. В этой школе имени генерала Паттона Сэмми и повстречалась с Ди. Ее определили в тот же класс, где училась Диана, но познакомились они не на уроке, а в школьном туалете, выложенном грязноватой кафельной плиткой.

Сэмми переплетала перед зеркалом косу, когда в туалет вошли еще три девочки. Одноклассницы. Черная, по имени Диана Виндсайд, и две латиноамериканки. Все на голову выше Сэмми. Глядя на новенькую, Ди вывернула толстые губы, прищелкнула языком, процедила:

– Какие длинные патлы. У нас, детка, так не положено. – И потянула из кармана куртки ножницы.

Глядя на ее отражение в заплеванном зеркале, Сэмми сказала тихо, но отчетливо:

– Притронешься к моим волосам – убью.

– Ни фига себе! – гыгыкнула одна из латиноамериканок. – Ди, покажи ей.

Ди, ухмыляясь, приблизилась, и тогда Сэмми с разворота заехала ей кулаком в нос. С волосами она уже попрощалась, ей только хотелось ударить посильнее, мстя разом за все: за желтые от наркотиков глаза и пальцы папаши Моргана, за луковую вонь Шанти-Тауна, за грязь, за то, что мама ушла. Ди странно всхрапнула и мешком рухнула на пол. Остальных девиц словно ветром сдуло. Из разбитого носа негритянки текла кровь, заливая и без того нечистый кафель. Лоснящееся черное лицо с закаченными глазами в белом искусственном свете казалось серым. Сэмми вздохнула. Она плеснула в лицо сраженной противницы водой, а затем, отмотав бумаги, присела на корточки и принялась смывать кровь.

Ди очнулась довольно быстро. Уважения в ее взгляде заметно прибавилось. Потрогав разбитый нос и шишку на затылке, она сказала:

– Ну ты даешь, подруга. Давай ко мне в банду.

– Я с бандами не тусуюсь, – ответила Сэмми, смывая испачканный бумажный комок в унитаз. – И ты, если не дура, это бросишь.

Бросила Диана, леди Ди, не сразу – и все же дружба помогла Саманте заниматься тем единственным, что ей нравилось, без лишних проблем. Саманте нравилось учиться. Ди учиться совсем не нравилось, однако, когда Сэмми через полгода перевели в обычный приют, Диана последовала за ней. И еще через полгода, когда Сэмми оказалась в очередной спецшколе – уже не имени генерала Паттона, а имени своего однофамильца, генетика Моргана, – Ди тоже перевели туда. Саманта тянула подругу за собой вплоть до колледжа, где их пути разошлись. Морган поступила на естественно-научный факультет Гарварда, а Ди выбрала полицейскую академию. Сейчас офицер Виндсайд возглавляла отдел по расследованию убийств Центрального бостонского управления полиции. И они с Самантой по-прежнему оставались подругами.