Александр Громов - Ребус-фактор

Поезд… ну что поезд? Летит себе по невидимому лучу метрах этак в двухстах над земной поверхностью, и жалко, что не выше, потому что внизу на скорости все так и мелькает, рассмотреть не успеваешь. Только и понятно, что вот это – поле, а это – лес, обширная синева с солнечными бликами – озеро, а вон та пестрая хрень – городок, наверное. Над Ниагарским водопадом промчались секунды за четыре, едва успев осознать, что это действительно водопад, а не дождевальная установка, генерирующая водяную пыль.

Было три промежуточных остановки, я запомнил только одну – в Мемфисе. В наш полупустой вагон завалила компания каких-то молокососов всех цветов кожи и наглых до крайности. Может, они и постарше нас были, но вели себя так, что сразу было видно – молокососы. Ну кто же суется в воду, не зная броду?

Эти сунулись – и сразу подсели к какой-то парочке. Можно сказать, обсели ее со всех сторон, как волчьи жуки мелкую зверушку, еще дергающуюся в ужасе, но уже обреченную. Мы проявили интерес только глазами – смотрим, что будет. То и вышло, что ожидалось: парню в нос дали, по затылку сверху добавили – он больше и не рыпнулся, – и ну девчонку лапать. Какой-то пассажир привстал было на сигнальную кнопку нажать – ему нож показали, и храбрец увял сразу. Только, наверное, недостаточно быстро увял, потому что один из этих молокососов, тот самый, что с ножом, в сторону того пассажира направился – поучить уму-разуму, значит. Идет по проходу вихлявой походочкой да ножом картинно поигрывает, а на остальных пасажиров – ноль внимания. Господи, думаю, вот же кретин! Кто ж в такой момент по сторонам не глядит?! Да и нож у него дрянь, таким ножом и овцу не сразу заколешь, даром что выглядит эффектно.

Скосил я глаза на охранников Боба, скосил на хмыря – сидят все трое с каменными мордами, будто происходящее их не касается. И то верно, не над Бобом же идут глумиться! Пассажира сейчас инфаркт хватит, а девчонка визжит и вырывается, потом слышу – плюху ей залепили. Ну, это уже чересчур, по-моему.

Кресло Боба напротив моего, прямо через проход. Спрашиваю его глазами: «Ведь чересчур?» – «Чересчур», – отвечает мне глазами Боб. И дальше мы сработали с ним на пару, да так слаженно, как будто специально это репетировали. Я того румяного молокососа в лодыжку толкнул ногой тихонько – он в своих ногах запутался. Правда, сам он не упал бы – Боб ему слегка помог. Боковым зрением вижу: кто-то из наших уже завязывает его в сложный узел и нож отбирает. Ну, думаю, дело пойдет. Перепрыгнул я через спинку кресла, Боб за мной, и пошла потеха. Прежде чем Бобовы охранники успели вмешаться, мы с ним без особых проблем снесли четверых. Меня в детстве учили: кто громко орет, тот драться не умеет, на испуг взять хочет. Мы и не орали, работали молча, а молокососы просто не успели развопиться, изобразив сбежавших из психушки буйных сумасшедших.

Когда они чуток опомнились, их пятеро осталось на нас двоих – нормальное соотношение. Все равно им всем сразу против нас не развернуться меж кресел-то. Значит, каждому из нас – по противнику, потом еще по противнику, а пятый достанется тому, кто управится раньше. Нормально. Торопиться только надо – вдруг пятый сдуру девчонку ножом ткнет?

Не ткнул. Тот студент, что с Северного материка, прыгнул ласточкой, перелетел через чьи-то головы и еще в полете приложил ублюдка по-нашему, по-твердиански. И только тогда охранники Боба начали действовать: пушки на придурков наставили и охранную бригаду поезда вызвали. Так что не пришлось нам с Бобом размяться по-настоящему. А удивление осталось: с чего бы эти земляне такие заторможенные?

Дальше было скучно. Хмырь дал за Боба объяснение охранной бригаде, мы с северянином дали его сами, потерпевшие и свидетели подтвердили, что все так и было. Старший в бригаде только спросил, откуда у меня такой акцент, а я в ответ заявил, что это не у меня акцент, а у него. Тот только хмыкнул. Куда увели тех, кто еще стоял на ногах, и где складировали вырубленных нами – не знаю. Потерпевших тоже куда-то увели, оказалось – к психологу на снятие стресса. Вот умора! Получили всего-то по паре синяков, а туда же – стресс у них, видите ли. Нежные земные организмы. Куда им с нами тягаться!

Потом справа горный хребет обозначился, движки изменили тон, поезд начал торможение об атмосферу, перешел с магистрального луча на посадочный – и вот он, Монтеррей. Тут уже язык, хоть он и с акцентом, до университета доведет.

Вообще-то Земля – неплохая планета. Даже хорошая, только чересчур благоустроенная. И людей на ней слишком много – аж пять с половиной миллиардов. Лет семьсот назад было почти двадцать – во толкотня-то! А как людей, включая католиков и мусульман, удалось уговорить рожать поменьше, так понемногу народонаселение пошло на убыль. Еще и галактическая экспансия помогла делу – немного, а помогла. Ясное дело, кто на своей планете хорошо устроен, того эмигрировать не уговоришь, на фиг ему надо. В переселенцы записывались бедняки и неудачники, кому уж точно ничегошеньки не светило, – самый непригодный для колонизации человеческий материал. Да и тех бедолаг еще приходилось уговаривать, расписывая им радужные картины жизни на иных планетах, где пустующей земли – во! Где солнышко ласковое, где каждый сам себе хозяин и райские сады произрастают. Метрополии человеческий балласт не нужен, вот метрополия и выдавливала его из себя, как гной. И сейчас еще выдавливает, поскольку считается, что пяти с половиной миллиардов людей для Земли все равно много. Вот если бы осталось три-четыре миллиарда поголовья – тогда другое дело!

А что колонисты мрут, как мухи, и что назад им хода нет – кого, кроме них самих, волнует? Здесь считают, что это закономерная плата за опыт жизни на иных планетах. Считают-то правильно, но только отчасти. Если бы переселение велось толково, то не о чем было бы и говорить. Так ведь нет же этого! Правительство метрополии знает одно: гнать и гнать через те или иные Врата толпы тех, кому на Земле жизнь не в радость. Гнать и гнать! Прерывая поток только для того, чтобы принять из колонии то, чем она богата.

Ну вы уже поняли, какое к нам поначалу было отношение? В студенческом кампусе на нас смотрели с опаской – не то как на прокаженных, не то как на опасных зверушек. Потом ничего – после нескольких пьянок и драк с вмешательством полиции наши отношения со студентами-землянами мало-помалу наладились. Когда кто-нибудь из них отзывался о внеземных колониях с этакой снисходительностью, я уже не зверел, а просто рассказывал о наскальных рисунках, якобы обнаруженных у нас на Северном материке, и старался при этом выглядеть очень серьезным. Мол, неизвестно еще, чья цивилизация древнее, и вы, земляне, не очень-то задавайтесь. Может, таинственные властители Галактики переселили вас на Землю неизвестно откуда, как и нас. Может, нас-то как раз переселили раньше. Кто-то сразу уходил, не желая связываться с идиотом, кто-то начинал ржать, эти были мне не интересны. Зато с теми немногими, кто понимал, что я с умным видом валяю дурака, можно было иметь дело.