Евгений Филенко - Блудные братья

Кратов толчком распахнул сдвижную дверцу и выскочил из кабины, не озаботившись даже выбросить трап. Медленно, страшно медленно он приблизился к желтоваю-белым костям в обрывках комбинезона. Настороженно склонился над останками, будто опасался, что мертвец вдруг восстанет из праха и кинется на него.

Скелет с лязгом сомкнул челюсти.

Кратов рявкнул нечто неразборчивое и с размаху сел где стоял.

— Этот макет изготовлен Тритойским анатомическим театром имени Виктора Франкенштейна, — с воодушевлением провозгласил скелет. Голос был звонкий и девичий. — Он мог бы принадлежать женщине двадцати пяти лет, весом шестьдесят килограмов и ростом два метра двадцать пять сантиметров. Вы могли бы разглядеть эти подробности с высоты в пятьдесят футов, не нарушая условий контракта, если были бы достаточно наблюдательны. Если вам известны реально существующие образцы человеческой породы с перечисленными физическими характеристиками, сообщите в дирекцию Тритопского анатомического театра…

Совершенно автоматически Кратов подумал, что, кабы не занятость, мог бы приложить некоторые усилия и организовать посещение дирекции анатомического театра племенем полудиких валькирий с Охазгеона, для которых упомянутые стати были стандартом. Средства, какими грозные дамы имели обыкновение отучать лиц противоположного пола от пристрастия к черному юмору, были весьма радикальны. Да и от самого театра остались бы лишь пепелище да кичливое название. Загвоздка состояла в том, что валькирии к человеческой породе никаким местом не принадлежали. Так что он при всем желании расквитаться с шутниками не смог бы…

Не успел он как следует огорчиться, как вспомнил об одном знакомом субнавигаторе со стационара «Кракен». Милую девушку тридцати неполных лет звали Оленька Лескина, росту в ней было без малого два тридцать, но с весом у нее было все в порядке, дистрофией она никак не страдала, кушала хорошо и славилась веселым покладистым нравом… Нет, отдавать Оленьку адептам доктора Франкенштейна никак не следовало.

— К нашему глубокому прискорбию, мы все же вынуждены констатировать, что вы пренебрегли пунктом 54 упомянутого контракта, исполнение которого обязательно. Нарушение же влечет за собой договорные последствия в форме безусловного признания вас потерпевшим поражение и невозвращения суммы внесенного залога…

Обманный покойник скрупулезно перечислял все кары небесные, что должны были обрушиться на голову нарушителя пункта 54. Когда фантазия его иссякла, он повел свою речь по новому кругу. Кратов слушал его, сидя на теплом щебне, сознавая себя полным и законченным идиотом. Которого жестоко разыграли и который сознает свою полную неспособность отплатить обидчикам гой же монетой.

«С меня хватит», — думал он мрачно.

2

… Все случилось как бы само собой, так что никто не высказал ни удивления, ни протеста, а напротив, всячески способствовал тому, чтобы все шло своим чередом и, упаси боже, не прервалось ни на минуту. Где-то посередине таинства Кратов вдруг осознал, что его с самого начала, с той самой дождливой ночи, возможно даже — со слов Понтефракта («Снежная Королева…»), сказанных странно и как бы невпопад, подстерегал сюрприз. На то, чтобы понять, какого этот сюрприз свойства, приятного или вовсе даже наоборот, времени у пего не было. Потому что все прочие сюрпризы оказались исключительно приятными и желанными…

И лишь когда все закончилось — а правильнее было сказать: ненадолго прервалось. — он успокоил дыхание и бережно провел уткнувшуюся в его плечо Идменк копчиком пальца по горячим губам.

— Послушай… — начал он.

— Угу, — сказала она невнятно. — Ты угадал. Я не человек.

— А кто же?

— Это так важно?

— Не очень, — признал он.

— Все было хорошо?

— Все было необыкновенно!

— Тебе было легко и удобно?

— И все-таки? — настаивал он. — Ты должна простить мне мой интерес. Но я ксенолог…

— Даже сейчас?! — Идменк изобразила легкое удивление. Для нечеловека у нее была удивительно живая и тонкая человеческая мимика.

— Особенно сейчас, — Кратов тоже постарался изобразить нешуточную озабоченность. Но вышло это у него не так естественно, как у Идменк. Да и смешно было бы корчить серьезную мину в постели.

— Ну хорошо. — Идменк проворно села рядом, подобрав под себя ноги и поглядывая на него сверху вниз с обычной своей полуулыбкой. Теперь она стала невероятно похожа на удивительную светловолосую Мадонну с картины Алессио Бальдовинетти, с материнской любовью взирающую на несмышленое дитя. Кратов приподнялся на локте. — Я во всем готова сознаться. Я, зловещее инопланетное существо, заманила тебя, известного ксенолога, на свое ложе и намерена выведать у тебя все самые секретные планы Земли…

— Я тебя отшлепаю, — пообещал Кратов. — Не посмотрю, что ты инопланетное существо. Ты мне в дочери годишься! Мягкое место у тебя устроено так же, как и у людей, и такое же мягкое. Так что ты получишь наказание, а я — удовольствие.

— Я юфманг, — сказала Идмепк просто. — Это тебе о чем-то говорит?

— Конечно! — воскликнул Кратов (на самом деле это говорило ему совсем немного). — Вы живете в подземных поселениях планеты Яльифра. Вы очень похожи на сказочных гномов. Вы низкорослы, кривоноги и по земным меркам довольно уродливы. У вас на лице богатая растительность…

— И мы носим разноцветные колпаки с кисточками и полосатые гольфы, — закончила Идменк. — И все же я юфманг, по нашим мерилам вполне взрослый и в дочери тебе не годный. Разве у меня кривые ноги? — Она неспешным, кошачьим движением вытянула ноги, далеко не самые длинные из тех, что Кратову довелось видеть, но поразительно ладные, и он тотчас же с удовольствием провел ладонью по гладкой прохладной коже от бедра до ступни. — А где моя борода? — спросила Идменк, нерасчетливо приблизив лицо.

Кратов прижался губами к ее мраморной щеке.

— У тебя нет бороды, — прошептал он. — И это хорошо: я не люблю бородатых женщин. У тебя лишь прекрасные волосы моего любимого цвета.

— Я слегка изменила их натуральный цвет, — созналась Идменк. — Чтобы не слишком выделяться среди эльдорадок. На самом деле они у меня — в тон глазам.

— О! — воскликнул Кратов. — К бесу эльдорадок! Не можешь ли ты вернуть своей прическе природный вид? Я обожаю женщин с сиреневыми волосами.

— Юффиэй, — строго сказала Идменк. — Женщин с сиреневыми волосами не бывает. Я не женщина, я юффиэй.

— Я всю жизнь мечтал встретить юффиэй, — поправился Кратов. — Настоящую, без подделки. Для этого мне пришлось надолго застрять на опостылевшей планетке Эльдорадо. Ты слышала такое слово — «фея»? Очень созвучно, не правда ли?