Жюль Верн - Гектор Сервадак

— А именно?

— По данным французского физика Фурье — около шестидесяти градусов ниже нуля по Цельсию.

— Шестьдесят градусов ниже нуля! — повторил граф Тимашев. — Пожалуй, такой мороз покажется нестерпимым и нам, русским!

— Такие холода выдерживали английские мореплаватели в полярных океанах, — возразил лейтенант Прокофьев. — Если не ошибаюсь, по свидетельству Парри, на острове Мелвилл температура падала до пятидесяти шести градусов ниже нуля.

Тут наши путешественники сделали передышку, потому что, как это бывает при восхождении на гору, дышать в разреженном воздухе становилось все труднее. Кроме того, хотя они поднялись не очень высоко — всего на шестьсот — семьсот футов, — температура резко упала. К счастью, уступы и впадины на гранях неизвестного минерала облегчили восхождение, и через полтора часа после того, как они высадились на узкой отмели, путешественники поднялись на гребень скалистой гряды.

Вершина ее господствовала не только над морем, но и над всей новой местностью на севере, круто спускавшейся под уклон.

У капитана Сервадака вырвался крик.

Франция исчезла! Так далеко, как только хватал глаз, тянулись бесчисленные скалы. Ряды обледеневших или засыпанных снегом морен сливались в диком однообразии. То было беспорядочное скопление горных пород, кристаллы которых имели форму правильных, шестигранных призм. Казалось, вся Галлия состоит из одного неведомого минерала. Гребень массива, обрамлявшего Средиземное море, был не так однообразен, как здесь, потому, вероятно, что некая стихийная сила, которая создала море на поверхности Галлии, изменила во время катаклизма и строение морских берегов.

Так или иначе, в южной части Галлии не сохранилось ни пяди европейской земли. Повсюду новая горная порода заменила прежний ландшафт. Сметены холмистые селения Прованса, апельсиновые и лимонные сады, не отливают больше серебром оливковые рощи; исчезли широкие аллеи, обсаженные кустами перечника, крапивными деревьями, мимозами, пальмами, эвкалиптами; не видно гигантских кустов герани, перевитых сеткой ползучих растений вперемешку с высокими стеблями алоэ; нет больше ни багряно-бурых скал приморья, ни далеких гор в убранстве темной хвои.

Здесь не было места растительному миру, потому что даже самое неприхотливое растение — лишайник тундр — не смогло бы расти на голом камне! Тут не было места животному миру, потому что ни одна птица, даже полярный буревестник, глупыш или чистик не прожили бы дня без пищи.

Здесь открывалось царство минералов во всем его ужасающем бесплодии.

Горестное волнение охватило Сервадака с такой силой, которой не мог противостоять даже его беззаботный нрав. Застыв неподвижно на обледеневшей скале, он смотрел не отрываясь на раскинувшуюся перед ним чужую землю; слезы застилали ему глаза. Он не мог поверить, что здесь когда-либо была Франция.

— Нет, нет! — воскликнул он. — Мы ошиблись направлением! Мы не на широте Приморских Альп! Надо искать дальше! Из воды выросла стена. Согласен! Но за стеной мы найдем хоть часть европейской земли! Граф, идемте дальше, идемте же! Переберемся через ледники, будем искать, будем продолжать поиски!

Гектор Сервадак бросился вперед, пытаясь найти хоть какую-нибудь тропу в чаще шестигранных кристаллов, но вдруг споткнулся. Под снегом лежал обломок гладко обтесанного камня, о который оступился Сервадак. Он поднял его. По форме и цвету камень не походил на окружающие скалы.

Это был обломок пожелтевшего мрамора, на нем удалось разобрать, выгравированные буквы: «Вил…»

— «Вилла!» — воскликнул Сервадак, выронив из рук мраморную дощечку, которая тут же разбилась на тысячи осколков.

Что же осталось от роскошной виллы, стоявшей у взморья на мысе Антиб, в самом прекрасном на свете уголке? И где чудесный мыс, похожий на зеленеющую ветвь, брошенную в море между заливом Жуан и Ниццей? Где величественная панорама с Приморскими Альпами в глубине, раскинувшаяся от живописных гор Эстерель, где Эза, Монако, Рокбрюн, Ментона и Винтимиль? От всех этих мест не осталось даже и разбитой мраморной дощечки, потому что и она рассыпалась в прах.

Теперь капитан Сервадак больше не сомневался, что мыс Антиб погребен в недрах нового материка. Он стоял, погруженный в скорбное раздумье.

Граф Тимашев подошел к нему и тихо сказал:

— Капитан, знаком ли вам родовой девиз Хоупов?

— Нет, граф, — ответил Гектор Сервадак.

— Девиз этот гласит: «Orbe fracto, spes illaesa!»[9]

— Он опровергает горькие слова Данте!

— Да, капитан, и отныне он должен стать нашим девизом!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

которую вполне можно было назвать: «Тем же от того же»

Экспедиции «Добрыни» ничего больше не оставалось, как вернуться на остров Гурби. По всей вероятности, он был тем единственным клочком земли, где могли найти кров и пищу последние люди, которых новая планета умчала с собой в пространства околосолнечного мира.

— Что ж в конце концов, — говорил себе Сервадак, — это как бы частица Франции!

Путешественники обсудили план возвращения на Гурби и совсем было его приняли, как вдруг лейтенант Прокофьев напомнил о том, что новые берега Средиземного моря не обследованы полностью.

— Нам нужно сделать еще разведку на север, — сказал Прокофьев, — от того места, где находился мыс Антиб, до входа в Гибралтарский пролив. А на юге надо обследовать береговую линию от залива Габес до того же пролива; до сих пор мы держались точной границы прежнего африканского побережья, но не границы новой береговой полосы. Может статься, на юге все же есть проход, и мы узнаем, не пощадила ли катастрофа какой-нибудь оазис африканской пустыни? Кроме того, Италия и крупные острова Средиземного моря, Сицилия, Балеарский архипелаг, могли уцелеть; вот туда-то и следует вести «Добрыню».

— Справедливо замечено, — ответил граф. — Я тоже считаю, что нам необходимо иметь карту нового морского бассейна.

— Присоединяюсь к вашему мнению, — сказал Сервадак. — Главное — решить, надо ли продолжать разведку сейчас, не заходя на Гурби.

— Полагаю, — ответил Прокофьев, — что мы должны воспользоваться «Добрыней», пока шкуна еще может служить.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил граф.

— Я хочу сказать следующее: температура все время падает, Галлия движется по орбите, которая все дальше уводит ее от Солнца, и скоро здесь настанут жестокие холода. Море замерзнет, тогда о навигации нечего и думать. А вам известно, какие трудности представляет плаванье среди ледяных торосов. Не лучше ли продолжать экспедицию, пока море свободно ото льда?