Сергей Лукьяненко - Осенние визиты

– Я верю…

– Сейчас ты сходишь домой, – повторила Мария. – Я дождусь тебя.

Шедченко сидел на кухне. Сестра суетилась, собирая что-то на стол.

– Я звонила утром, доктор сказала, что Саше гораздо лучше. Что опасность миновала… – она торопливым, привычным движением вытерла глаза.

– Ты уж извини, так нахально тебя сорвала… я ужасно испугалась. Сам знаешь, кроме как к тебе… – она вновь всхлипнула.

– Перестань, Таня, – Шедченко досадливо поморщился. Ох как не любил он этих бабских причитаний – самообличительных и укоризненных одновременно. «Ты один в люди выбился, ты мой защитник…» – Давно мне надо было приехать. Уже забыл, как ты выглядишь.

Татьяна закивала.

– Сейчас, покушаешь, и пойдем…

– Танюша… – Николай запнулся. – Прости… ты помнишь, как я родился?

Сестра растерянно посмотрела на него.

– Ну… мне семь лет было… помню, как тебя из роддома принесли.

– Таня, у меня не было брата?

Татьяна молчала, замерев.

– Говори.

– Откуда ты узнал?

Шедченко почувствовал облегчение. Замешанное на злости и непонимании. И все же это было уже не так страшно… не так чудовищно-ненормально и неисправимо, как «эксперимент»…

– Его воспитывал отец? Так? Почему вы мне не говорили?

Сестра замотала головой.

– О чем ты, Коля? При чем тут отец? Костик умер, ему еще года не было.

КОСТЯ…

– Мой брат?

– Наш брат…

Николай смотрел на сестру несколько мгновений, потом уточнил:

– Мой брат-близнец?

Лицо Татьяны выражало полное непонимание.

– Нет, о чем ты? Он был на два года тебя младше. Ты не помнил… а мама так горевала. Я старалась ей не напоминать, и тебе не говорила, когда ты подрос. Сама почти забыла… прости, Господи…

Николай опустил глаза.

– Извини. Дурацки вышло.

– Коля, о чем ты? Откуда ты узнал? И почему «близнец»?

– Случайность, Таня. Встретил человека на улице… похож на меня, как две капли воды. Вот… глупость такая подумалась.

Сестра слабо улыбнулась.

– Нет, Коленька… Ты один родился.

– Какие семейные тайны открываются… случайно, – Николай потянулся к чашке. Да. Брат у него все-таки был. Но не близнец. И последняя сумасшедшая попытка не поверить летит к чертям собачьим…

Двойник сейчас, наверное, уже был в больнице. Семи утра нет, персонал еще не пришел. Он сделает то, что считает верным.

Интересно, насколько реально тело двойника? Не растает ли труп в воздухе, когда то, что заменяет копиям жизнь, уйдет навсегда?

– Я не хочу есть, – сказал он, поднимаясь. – Одевайся, Таня. Пошли.

– Коля, у нас утром плохо с транспортом…

– Возьмем машину. Да одевайся же ты! – первый раз Шедченко закричал на сестру, с десяти лет заменившую ему мать. Таня отступила, торопливо, послушно кивая. На мгновение Николая охватил стыд.

Но на стыд времени не было.

5

Ярослав проснулся. Поезд потряхивало на стыках, в окно бил свет. Слишком яркий, невыносимо режущий. Он повернулся, посмотрел на бесконечную степь. Серо-желтые мертвые злаки, холмистая гряда вдалеке, что-то, слегка похожее на проселочную дорогу. Ярослав застонал – от разламывающей голову боли, от невыносимой, бескрайней как пространство вокруг, тоски.

– Возьми… – Слава со своей полки протянул ему упаковку анальгина. – И лучше две, одна таблетка не поможет…

– Давно… проснулся?

– С полчаса.

Он жадно проглотил таблетки, запил теплой, безвкусной минералкой из открытой с вечера бутылки. Покосился вниз, на старуху. Та сидела в той же позе, что и вчера, как будто и не ложилась. Древняя и равнодушная, как сама степь.

– Ненавижу… это… – Ярослав кивнул на окно. – Здесь жить нельзя…

– И здесь живут, – Слава пожал плечами. Он, похоже, уже избавился от головной боли, но мятое лицо выдавало принятую накануне дозу.

– Это не жизнь…

– А как же твои татарские предки? – Слава усмехнулся. – Лук за спину, и вперед, на лихом коне…

– Они потому и скакали, что пытались выбраться из степи, – буркнул Ярослав. – Скоро там Саксаул?

– После обеда.

– Поговори с проводником, а?

Слава кивнул.

– Мы прекрасно понимаем друг друга. Поговорю.

Ярослав валялся на полке еще минут двадцать, пряча глаза от света в грязной подушке, дожидаясь, пока схлынет боль. Слава успел сходить и умыться, вернулся добродушным и посвежевшим. Пихнул его в плечо:

– Давай, поднимайся. Хватит страдать.

– Я хотел бы проснуться еще раз… – прошептал Ярослав.

– Ну извини – вот этого не получится. Я не могу никуда сгинуть. Вставай.

Он спрыгнул с полки, пытаясь попасть прямо в ботинки. Слава участливо смотрел на него.

– Больше напиваться не будем, – пообещал он. – Мы должны приехать в Москву работоспособными.

– Да уж…

– Выхода у нас нет, Ярик, – Слава похлопал его по плечу. – Соберись. Я пока чай заварю, с проводником потолкую.

Человек был одет в гражданское, но выправка выдавала в нем военного.

Собственно говоря, сам он даже не считал себя человеком. Но это, по сути, такая мелочь. Миллионы живых существ в этом мире считают себя людьми, не имея на то никакого права.

Двойник Николая Шедченко шел по больничному саду, задевая ветки, роняя фонтаны холодных капель. Осень…

Он забрался в больницу через незакрытое окно туалета на первом этаже. Здесь стоял сильный запах табака, перебивавший даже неизбежную вонь. Двойник полковника вымыл руки, перепачканные осыпающимися с рамы чешуйками краски и невесть откуда взявшейся ржавчиной. Постоял, глядя на полуоткрытую дверь. В больнице стояла тишина, достойная скорее морга.

По холодному коридору он прошел к лестнице. На секунду задержался у двери в приемный покой – там о чем-то тихо разговаривали, временами негромко смеялась женщина. Двойник пожал плечами и стал подниматься на второй этаж.

…В ординаторской хирургического отделения молодая женщина, бывшая человеком не больше, чем он, подошла к зеркалу. Оправила волосы, провела холодной ладонью по лицу. Прошептала, глядя в свой отраженный лик:

– Дай мне силы…

Зеркало молчало. Оно умело лишь одно – отражать. Никогда и ничего не таилось на амальгаме – кроме истины, молчаливой как любая правда.

Двойник Шедченко тихо открыл дверь, завешанную изнутри белой занавеской, и вошел в отделение. Помедлил, глядя на дверь ординаторской. Потом, отвернувшись, прошел в палату, которую выбрал так же легко, как нашел путь в больницу.

Юноша, бывший единственным обитателем палаты, открыл глаза.

– Привет, Сашка, – прошептал двойник Шедченко.

– Здравствуй, дядька.

– Ты как?

– Хреново, – парень улыбнулся. – А где мать?