Путешествие на Луну - Жорж Ле Фор
Затем вдруг, как бы по мановению волшебного жезла, разъярённые стихии упокоились: ветер спал, волны утихли, атмосфера сделалась по-прежнему спокойной, и пароход вновь очутился на сонной глади вод… Михаил Васильевич, никогда не терявший хладнокровия, особенно во время научных наблюдений, посмотрел на часы, — оказалось, что странный ураган продолжался всего две минуты.
На палубе все молчали. Пассажиры и матросы, под свежим впечатлением грозного явления, в ужасе смотрели друг на друга. Сломка первый пришел в себя.
— Ей-Богу! — воскликнул он, — если бы мне сказали, что это — отражение вулканического удара, то я нисколько бы не удивился!
Отчаянный стон был ответом инженеру:
— Котопахи! — И Михаил Васильевич с отчаянием схватил себя за голову.
Леночка поспешно подбежала к отцу.
— Папа! папочка! — проговорила она, вся дрожа от тяжелого предчувствия, давившего ей сердце, — что ты хочешь сказать?
— Я говорю, — мрачно отвечал старый учёный, — что опасения г-на Сломки совершенно верны: свет и шум, поразившие нас, произведены извержением Котопахи, которой отстоит от нас всего на несколько сотен километров…
Тронутый горестью старика, инженер напрасно пытался его успокоить.
— Но может быть, причина бури была иная, — говорил он, — я ведь высказал свое предположение наобум, под первым впечатлением…
Михаил Васильевич безнадежно покачал головою.
— Увы! к несчастью, это больше, чем вероятно… Очевидно, извержение, предсказанное Кампадором в следующем месяце, совершилось сейчас… Прощай, моя заветная мечта!..
Страшный крик Леночки прервал слова старого учёного; истерически рыдая, молодая девушка упала на руки отца…
— Леночка, дорогая, что с тобой? Зачем эти слезы? — испуганно спросил Михаил Васильевич.
Вместо ответа Елена зарыдала еще сильнее.
Профессор и его спутник недоумевающе смотрели на плачущую, не догадываясь о причине ее слез.
— Да скажи же, дорогая моя, отчего ты рыдаешь? — переспросил старый ученый.
— Котопахи!.. Гонтран!.. О, мой милый Гонтран!.. — проговорила сквозь слёзы девушка.
— Что это значит? — спросил Михаил Васильевич Сломку.
Молодой инженер на мгновение задумался. Потом вдруг лицо его побледнело от ужаса под влиянием какой-то страшной мысли.
— Гонтран! — воскликнул он. — Ах, несчастный!!.. — и он опустил руки с видом полного отчаяния. Затем, видя на себе вопросительный взгляд старого учёного, Сломка проговорил:
— Неужели вы не понимаете, что, если произошло извержение Котопахи, то Гонтран должен был погибнуть в потоках лавы… В своем эгоизме ученого вы смотрите на эту катастрофу лишь как на гибель ваших проектов; между тем она стоила вашей дочери жениха, а мне — лучшего друга… Вы послали его на смерть, — с горечью добавил молодой человек, — он пал жертвой вашего безумия, и вы даже не сожалеете о нем!
Сломка отвернулся и закрыл лицо руками, чтобы скрыть крупные слезы, катившиеся по его щекам.
Михаил Васильевич был поражен. В первый момент он действительно подумал только о своем проекте, и мысль о Гонтране не приходила ему в голову. Но теперь он почувствовал мучительную боль при сознании, что этот цветущий юноша, которого он успел полюбить, как сына, погиб, и какой ужасной смертью!.. Да, инженер был прав: это он был причиной смерти графа, он разбил навсегда сердце обожаемой дочери… И подавленный угрызениями совести, старик упал на колени пред Еленой, бессвязно шепча:
— Дитя мое, прости меня… Я — безумец, я — дурной отец, так как допустил науке иссушить моё сердце, которое должно бы быть полно привязанности к тебе…
При этих словах слезы Елены удвоились. Что касается Сломки, то, потрясённый отчаянием старика и уже сожалея о жестокости своих слов, он подошел к профессору и поднял его.
— Нет, Михаил Васильевич, — сказал он, — нет, вы не безумец и не дурной отец… M-lle Елена должна простить вашим сединам потерю жениха, как я прощаю вам смерть своего друга.
Старый ученый растроганно посмотрел на инженера и прошептал:
— Правда ли это?
— Вот моя рука, — просто отвечал молодой человек.
Михаил Васильевич сильно пожал протянутую ему руку, затем обратился к плачущей девушке:
— А ты, Леночка, — робко спросил он, — простишь ли ты меня?
Вместо ответа Елена бросилась на шею отцу, и слезы старого ученого смешались с рыданиями его дочери. Взрыв радостного хохота вдруг прервал эту трогательную сцену.
— Ха-ха-ха! Чёрт побери! Вот так опростоволосились мы с вами, профессор! — воскликнул Сломка.
Михаил Васильевич и Леночка с изумлением взглянули на своего спутника.
— Что такое? — спросил старый ученый.
— Да очень просто: виденное нами явление вовсе не было извержением Котопахи!
— Не может быть! — задыхаясь от радостной надежды, вскричала девушка.
— Нет, очень может, и вот почему: если я не ошибаюсь, сейчас мы плывём между 83° и 84° западной долготы и под 4° северной широты… Ну, следовательно, Котопахи по отношению к нам должен лежать на юго-востоке, а явление мы наблюдали на западе… Кордильеры не там…
Не успел он докончить этих слов, как Михаил Васильевич порывисто бросился к нему на шею.
— Ах, друг мой, сын мой!.. — бормотал он, душа в объятиях растерявшегося от такой нежности Сломку. — Вы вернули меня к жизни!
— А мне вы возвратили Гонтрана! — проговорила Леночка, вытирая слезы и с радостным видом пожимая руки инженера.
— Но тогда, — спросил профессор, — чем же объяснить это явление?
— Может быть, подводный вулкан…
— Или падение в море громадного болида…
— Или какая-нибудь необыкновенная молния…
Каждый высказывал своё предположение, но старый учёный в ответ только качал головой.
— Я вижу только один способ узнать причину загадочного феномена, — проговорил Сломка.
— И это средство, мой друг? — спросил Михаил Васильевич, начавший ласковее отпроситься к молодому инженеру.
— Поехать туда и посмотреть. Пусть пароход на всех парах поплывет к западу, — авось, что-нибудь и встретим.
ГЛАВА XIX
«Земля по левую сторону!» — Остров Мальпело. — Высадка наших героев. — Что увидели на острове Михаил Васильевич и его спутник. — «Человек!» — Неожиданная встреча с Джонатаном Фаренгейтом. — Страшная катастрофа. — Обморок. — Загадочный феномен объясняется. — Проделка Теодора Шарпа. — Ночная беседа. — Отчаяние и надежда.
Исполняя просьбу Михаила Васильевича, капитан немедленно изменил курс парохода, и "Сальвадор-Уркиза" двинулся на запад, удаляясь от материка.
Однако в течении всей ночи не удалось ничего заметить на горизонте, кроме безграничных волн моря. На заре Сломка, всё время не покидавший палубы, первый отказался от своего плана и стал уже просить капитана вернуть судно на прежний курс, как вдруг со стеньги
