Пересадочная станция (журнальные иллюстрации) - Клиффорд Саймак
Еще некоторое время Блэйн смотрел на шоссе, но ничего подозрительного не заметил.
Тогда он быстро подошел к ближайшему окну и, сняв свой рваный пиджак, обмотал его вокруг руки.
Затем резким ударом выбил стекло, выбрал из рамы осколки, сбросил их с подоконника.
Вернулся к углу, подождал. Ночь по-прежнему была тихой и безжизненной.
Блэйн осторожно влез в окно. Ощутив под ногами пол, он достал фонарик и осветил зал гаража.
У самых ворот, рядом с нашедшим наконец покой фургоном, сверкала полированной поверхностью звездная машина.
Стараясь ступать как можно мягче, Блэйн пересек зал и подошел к машине. Это была та самая машина, которую он досконально изучил в «Фишхуке». В ней есть какая-то загадочная красота, подумал Блэйн, глядя на ее поверхность и видя в ней отражение далеких миров, куда она помогает попасть человеку.
Блэйн почувствовал возрастающее уважение к Стоуну, представляя, чего стоило добыть звездную машину. Для этого потребовались и деньги, и надежные агенты, и безукоризненно отработанный план действия.
Интересно, какое участие принимала в этом Гарриет, подумал он. По крайней мере, когда она помогала ему скрыться от «Фишхука», она действовала решительно. У нее есть спокойствие, самообладание, она прекрасно знает все внутренние механизмы «Фишхука». И мозг у нее работает с точностью лучших швейцарских часов.
Да, решил Блэйн, такая женщина могла организовать похищение машины.
Стоун возлагал на эту машину большие надежды, и теперь они развеяны. Стоун погиб, машина лежит в заброшенном гараже, и ею собирается воспользоваться человек, в котором столько ненависти, что он готов любыми средствами искоренить паранормальную кинетику. Ну что ж, подумал Блэйн, раз исчезла надежда, машина тоже должна исчезнуть. Это самое меньшее, что он обязан сделать для Стоуна. Он в долгу перед Стоуном хотя бы за ночное предупреждение.
Он знал, что это возможно, возможно, если он сумеет выудить необходимое знание из пенящегося океана чужого разума.
Он поискал и нашел нужную информацию, а заодно убедился, что все остальные знания аккуратно уложены и рассортированы в мысленных архивах, как будто там поработал старательный клерк.
Открытие потрясло Блэйна, потому что все это время он даже не догадывался, что в нем происходит. Типичный человеческий подход, подумал он, — бунт его человеческой сути против беспорядочного, обрывочного знания, выплеснутого в его разум существом с далекой планеты.
Он протянул руку, машинально ища опору, и оперся на угол звездной машины.
Итак, выход есть, он теперь знает, что можно сделать. Осталось выяснить как. Время, сказал тогда Розовый, — что может быть проще времени? Но Блэйн еще не научился так легко манипулировать временем.
Сомнений в том, что надо делать, не оставалось.
Идти в прошлое не имело смысла — машина уже была в прошлом. И оставила в нем длинный, глубокий след.
Другое дело — будущее.
Если ее удастся перенести в будущее, то настоящий момент и все последующие моменты превратятся для машины в прошлое и от нее останется только призрак, над которым будут смеяться, которого будут пугаться, но который человек по имени Ламберт Финн не сможет использовать для разжигания истеричной толпы.
Более того, пришло на ум Блэйну, скорее всего, Финн сам перепугается до смерти.
Он мысленно обволок машину разумом, но ничего не получилось. Разум никак не мог вместить всю машину, сомкнуться вокруг нее. Блэйн передохнул и попробовал еще раз…
Незаметно для себя он оказался в огромном и напряженном пространстве. Опасность чувствовалась и в шуршании за разбитым окном, и в непривычном холоде воздуха, и в острых запахах — казалось, что земля, на которой он стоит, воздух, которым он дышит, и тело, в котором он, Розовый, находится, абсолютно не знакомы ему. И это ощущение при перемещении из известного, которое он не помнил, в неизвестное, местоположение которого он не знал, пугало. Но все будет нормально, все образуется, только ради этого он оставил темноту, и тепло, и безопасность, и когда он сделает, что задумал, то вернется обратно, к своим воспоминаниям, к постепенному накапливанию новых знаний; он, как скупец, будет подсчитывать каждую новую крупицу знания и аккуратно складывать все в ровные стопки.
Поднять это искусственное тело, несмотря на его необычность, оказалось нетрудно. Корни его не уходили слишком глубоко, а координаты оказались очень удобными. И он готов был все сделать. Но торопиться было нельзя, несмотря на отчаянное желание закончить все как можно скорее. И он набрался терпения и подождал, пока координаты не окажутся четко заданными, и тогда не спеша и точно подсчитал необходимую темпоральную нагрузку и точно, на сколько требуется, крутнув предмет, отправил его туда, куда хотел.
А затем Розовый нырнул обратно, где его ждали темнота и тепло, а на его месте в туманной пустоте оказался Блэйн — отрезанный от своего мира, но вновь в своем человеческом обличье…
Вокруг не было ничего, только он сам и звездная машина. Он протянул руку и убедился, что машина по-прежнему реальна. И, насколько он видел, она была единственной реальной вещью там, где он очутился.
Потому что даже туман казался каким-то ненастоящим: он словно старался скрыть сам факт своего существования.
Блэйн замер, боясь пошевелиться, боясь, что при малейшем движении он может свалиться в какой-нибудь бесконечный черный колодец, из которого возврата не будет.
Вот оно, будущее, понял Блэйн. Место, не обладающее ни одной из черт того пространства-времени, которое он знал. Место, где еще ничего не произошло, — полная пустота. Где нет ни света, ни темноты, одна лишь пустота. Где никогда ничего не было и не должно было быть до того, как здесь оказались он и машина — незваные гости, переступившие через время.
Он медленно сделал выдох и хотел вздохнуть, но не смог — дышать было нечем!
В глазах у него потемнело, а в висках застучало. Он инстинктивно попытался схватиться за что-либо — что-либо в мире, где ничего нет.
И тут снова вернулся Розовый — напуганный и растерянный пришелец в странном узоре цифр и символов. Даже в агонии Блэйн осознал, что его мозг затопило потоком неземной математики.
И вдруг снова стало чем дышать, а под ногами был твердый пол, и запахло плесенью заброшенного
