Диана Гэблдон - Дыхание снега и пепла. Книга 1. Накануне войны
Он сделал еще один глоток, на этот раз торопливый.
– Старуха ушла под воду первой – они привязали ее ближе к воде: думаю, они рассчитывали, что Маргарет сдастся, когда увидит ее мучения. – Он крякнул, неопределенно тряхнув головой. – Но нет, и в помине того не случилось. Вода прибывала, волны плескались вокруг нее. Она кашляла, захлебывалась, волосы растрепались. Когда волна откатывалась назад, они облепляли ее лицо, словно водоросли. Моя матушка все это видела, – добавил Дункан, приподнимая бокал. – Ей тогда было семь, но она это запомнила на всю жизнь. Она рассказывала, что после первой волны можно было сделать три вдоха, а потом вода снова накрыла Маргарет. Потом отхлынула… три вдоха… и еще одна, последняя волна. После этого можно было разглядеть только ее волосы, колышущиеся на водной глади.
Он поднял бокал чуть выше, и Роджер поднял свой в безмолвном тосте.
– Господи, – сказал он, и это было не богохульство.
Виски вновь обожгло горло, и он глубоко вдохнул, благодаря Бога за радость дышать. Три вдоха. Это был односолодовый виски с острова Айлей – легкие Роджера наполнил крепкий йодистый запах моря, водорослей и дыма.
– Упокой Господь ее душу, – сказал он хрипло.
Дункан кивнул и снова потянулся к графину.
– Я бы сказал, она заслужила покой, – отозвался он. – Хотя вот они, – он приподнял подбородок, указывая на луг, – они сказали бы, что она тут совсем ни при чем и ее заслуги в этом нет. Это Господь решил даровать ей райские кущи, а англичан обрек на вечные муки. Что тут скажешь…
Свет постепенно угасал, и костры засветились ярче на сумеречном лугу за конюшнями. Дым от них достиг носа Роджера, запах был приятный и домашний, но несмотря на это в горле от него запершило сильнее.
– Сам я обнаружил не так уж много вещей, ради которых стоило бы умереть, – сказал Дункан задумчиво и улыбнулся одной из своих быстрых и редких улыбок. – Мой дед сказал бы, это значит только, что мне с начала времен были уготованы вечные муки. «По установлению Божию, для явления славы Его, одни люди и ангелы предопределены к вечной жизни, другие предназначены к вечной смерти»[38]. Он говорил это каждый раз, когда кто-нибудь вспоминал о Маргарет.
Роджер кивнул, узнав цитату из «Вестминстерского исповедания веры». Когда это было? 1646-й? 1647-й? Одно или два поколения до дедушки Дункана.
– Я полагаю, ему было легче думать, что смерть сестры – это божья воля, и никак с ним не связана, – сказал Роджер не без сочувствия. – Значит, сам ты в это не веришь? В предопределенность, я имею в виду?
Ему было искренне любопытно. Пресвитериане из его собственного времени по-прежнему верили в идею о предопределенности, но были гораздо гибче: они по большей части обходили стороной неизбежность вечных мук и не рассматривали каждую деталь своей жизни как нечто, что было им суждено. А он сам? Бог знает.
Дункан приподнял плечи, причем правое поднялось чуть выше, из-за чего он стал казаться перекошенным.
– Бог знает, – сказал он и засмеялся. Потом покачал головой и вновь опустошил бокал. – Нет, думаю, что нет. Но не стал бы открывать все карты перед Хирамом Кромби или даже молодым Кристи. – Дункан указал подбородком в сторону луга, где можно было разглядеть две темных фигуры, бредущих бок о бок в сторону дома. Их было легко узнать отсюда: высокого и сутулого Арчи Бага и низенького, крепко сложенного Тома Кристи. Роджер подумал, что последний даже издалека излучал сварливость, резко и быстро жестикулируя по пути, – очевидно, он о чем-то спорил с Арчем.
– В Ардсмуире из-за этого случались страшные драки, – сказал Дункан, наблюдая за приближением двух фигур. – Католикам не нравилось слышать, что они прокляты. А Кристи и его маленькой банде доставляло величайшее удовольствие сообщать им об этом. – Его плечи задрожали от сдерживаемого смеха, и Роджер вдруг задался вопросом, сколько виски Дункан успел выпить до его прихода. Он никогда не видел старика таким веселым.
– Mac Dubh положил этому конец, когда заставил нас всех сделаться масонами, – добавил он, наклоняясь вперед, чтобы наполнить бокал. – Но пару человек до этого едва не убили. – Мужчина вопросительно приподнял графин в сторону Роджера.
Осознавая близость ужина в компании Тома Кристи и Хирама Кромби, Роджер кивнул.
Когда Дункан, все еще улыбаясь, наклонился в его сторону, чтобы налить виски, последние отблески солнца упали на его обветренное лицо. Роджер в этот момент заметил тонкую белую линию, пересекающую верхнюю губу Дункана и наполовину скрытую густой растительностью, и внезапно осознал, почему Дункан носит длинные усы – довольно необычное решение во времена, когда все мужчины ходят гладко выбритыми.
Он не заговорил бы, если бы не виски и не ощущение странного сообщничества между ними – двумя протестантами, причудливо затесавшимися среди католиков и с удивлением глядящих на то, куда их занесла судьба. Они двое всегда были сами по себе, потому что так распорядилась жизнь, и теперь как-то вдруг обнаружили себя во главе больших семейств, и, более того, в их руках были судьбы чужих людей.
– Твоя губа, Дункан. – Он легонько коснулся собственного рта. – Что с ней случилось?
– О, это? – Дункан удивленно коснулся рта. – Да нет, я просто родился с заячьей губой, так мне сказали, по крайней мере. Сам-то я не помню ничего, меня подлатали, когда мне было не больше недели.
Теперь пришла очередь Роджера удивляться.
– Кто подлатал?
Дункан пожал плечами.
– Странствующий целитель, мама говорила. Она почти смирилась с тем, что долго я не проживу, – потому что я, как ты понимаешь, не мог сосать. Она и мои тетушки по очереди пытались выжимать молоко мне в рот из платка, но все без толку: она говорила, я напоминал маленький скелет, когда в деревню явился этот чародей.
Мужчина рассеянно потер губу костяшками пальцев, разглаживая густые жесткие усы.
– Мой отец дал ему шесть селедок и немного нюхательного табака. Он меня заштопал и дал матери какую-то мазь для раны. Ну и вот… – Он криво улыбнулся и снова пожал плечами. – Наверное, мне было суждено жить. Дед ведь говорил, что Господь избрал меня. И только он один знает для чего…
Роджер ощутил смутное волнение, чуть притупленное виски. Целитель-горец, который смог зашить заячью губу? Он отхлебнул из бокала, стараясь не пялиться, но осторожно изучая лицо Дункана. Теоретически это возможно. Шрам был едва виден под усами – если знать, где искать, – но не доходил до ноздри. Должно быть, это была самая заурядная заячья губа, а не один из тех жутких случаев, о которых он читал в медицинском журнале Клэр. От ужаса он не мог оторвать глаз от страницы, где доктор Роулингс описывал младенца, рожденного не просто с заячьей губой: у него недоставало нёба и всей центральной части лица. Слава тебе Господи, там не было рисунков, но даже кратких описаний Роулингса было достаточно. Роджер закрыл глаза и глубоко вдохнул запах виски, впитывая его всеми порами.
Было ли это возможно? Наверно. Люди и сейчас делали операции – кровавые, грубые и мучительные. Он видел, как Мюррей Маклауд, аптекарь из Кэмпбелтауна, ловко зашил щеку человеку, которого покалечила овца. Насколько сложнее зашить губу ребенку? Роджер подумал о губах Джемми, нежных, как лепестки, которые прокалывает игла с грубой черной ниткой, и поежился.
– Ты замерз, a charaid? Пойдем внутрь? – Дункан подтянул ноги, готовый встать, но Роджер замахал руками на старика.
– Да нет. Просто мурашки по спине пробежали. – Он улыбнулся и сделал глоток, чтобы отогнать несуществующий холод. Однако волосы на руках поднялись дыбом. Неужели может быть другой человек, другие люди, как они?
Он знал, что такое случалось прежде. Взять хоть его собственную прабабку в бог знает каком колене, Гейлис. Еще был мужчина, чей череп с серебряными пломбами на зубах нашла Клэр. Мог ли Дункан встретить еще одного в глухой шотландской деревне полвека назад? Роджер ощутил новый приступ тревоги. Как часто это происходит? И что происходит с ними?
Когда они почти уже достигли дна графина, он услышал позади шаги и шуршание шелка.
– Миссис Кэмерон. – Роджер тут же подскочил, заставив мир вокруг слегка накрениться, и склонился, чтобы поцеловать руку хозяйке.
Она коснулась его лица своей длинной ладонью, подушечки пальцев пробежали по коже, подтверждая его личность, – такова была ее привычка.
– Ох, вот и ты, Джо. Хорошо провели время с мальцом? – Дункан попытался встать, но виски вкупе с нехваткой одной руки сделали свое дело. В этом момент Улисс, дворецкий Иокасты, беззвучно возник из темноты позади своей хозяйки и подставил ей плетеное кресло. Она опустилась в него без промедления, даже не проверив рукой, есть ли оно там, заметил Роджер. Она просто знала, что иначе быть не может.
Роджер разглядывал дворецкого с интересом, раздумывая, кого подкупила Иокаста, чтобы вернуть слугу. Его обвинили – и, вероятно, справедливо – в смерти британского морского офицера, случившейся во владениях Иокасты. Улисс был вынужден бежать из колонии. Однако лейтенант Вулф был небольшой потерей для флота, в то время как Улисс мог стать невосполнимой утратой для Иокасты Кэмерон. Может, и не все можно купить за деньги, но Роджер был готов биться об заклад, что для Иокасты Кэмерон не существовало ситуации, которую она не могла бы поправить при помощи золота, связей или женской хитрости.
