Оксана Аболина - Конкурс Мэйл.Ру

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Я смутно помню, что происходило в дальнейшем. Вероятно, я несколько раз потерял сознание. Реальность то мучительно выплывала из черноты, усиливаясь болью, невыносимо громкими звуками и резкими вспышками света, похожими на молнии, то пропадала, принося с собой облегчение. Кажется, меня пинали ногами, кажется, меня о чем-то спрашивали — их почему-то интересовал Мэйл.Ру, несколько раз они обсуждали между собой, что им надо узнать, кому я говорил о том, что рассказывал мне Ветер, кажется, мне обшарили карманы, вытащили трубку Хиппы, я видел, как они разглядывают ее, позабыв обо мне, и главарь, не знаю уж почему, я сразу определил, кто из них главарь, запретил им нажимать кнопки, после того, как еще раз над тишиной острова, смягченной журчанием вод Крестовки, раздался вой сирены. Я не думал о смерти, я вообще ни о чем не думал, кроме того, чтобы это кончилось как можно скорее. Боль заслоняла весь окружающий мир. Мне казалось, что один из шестерых — тот мальчишка, лет двенадцати, который на днях преследовал меня, а другой — тот сатанист, который находился со мной в магазине. Но я не был уверен в этом, возможно, всех шестерых я видел впервые в жизни. Тем более, рассвет все никак не наступал. Мне казалось, что прошло уже много часов, а над островком по-прежнему было темно, хотя и чувствовался какой-то намек на то, что скоро наступит утро.

Вдруг какая-то огромная тень метнулась из темноты на одного из бандитов, свалила его. Бросилась на другого, и его тоже опрокинула на землю. Затем грохнул выстрел, после которого раздался яростный рык и третий сатанист упал. Тот, что мне показался мальчишкой, прыгнул в воду. За несколько секунд мой спаситель расправился еще с двумя врагами. Я уже понял, что это собака, здоровая такая собака. Мне вдруг захотелось поднять голову, чтобы посмотреть, как там мальчишка; по идее, он прыгнул в воду там, где можно было быстро перебраться на маленький островок, но в верхней одежде далеко не уплывешь, однако посмотреть я никуда не мог — одеревеневшая шея не хотела шевелиться. Я услышал негромкое «апорт», недовольное ворчание, а затем всплеск — и понял, что собака бросилась в воду за тем из шестерки, кто попытался спастись вплавь. Остальные пятеро лежали беззвучно, не шевелясь, и как я подозревал, они были мертвы, но ничего этого я проверить не сумел — мне было не шелохнуться, даже чуть-чуть. От собственного бессилия и боли я чуть не плакал, но и на это у меня совершенно не было сил. Зато я чувствовал невесть откуда взявшуюся уверенность, что самое страшное позади.

Надо мной кто-то наклонился, большой и лохматый.

— Защитника вызывали? — спросил знакомый голос. Это был Хиппа. Я промычал что-то в ответ. Он дал мне несколько раз по щекам, потом плеснул на лицо ледяную воду. Я услышал, как громко встряхивается вылезшая из реки собаки. Потом что-то горячее стало лизать мне лицо. Я видел, как Хиппа в темноте ходит от одного лежащего тела к другому, нагибается над ними, шарит по карманам, что-то делает с ними, а затем сваливает в воду с той стороны Крестовки, где течение сильнее. Неподалеку сидел на земле спасенный собакой сатанист, с его одежды текла вода, и весь он трясся от холода.

— Идем, — кивнул ему Хиппа, взвалил меня на плечо, как тюк с одеждой, свистнул собаке, и дальше я уже совсем ничего не помню до того момента, как очнулся на лестнице собственного дома, беспомощно болтаясь на плече соседа. Он не понес меня в мою квартиру, а повернул к себе, протолкнул в дверь сатаниста, пропустил вперед собаку, а потом мы оказались там, где я никогда не был. Я вдруг понял, что за все это время ни разу не гостил у Хиппы, даже в прихожей у него никогда не бывал.

Сосед положил меня на диван, я попытался промычать, что, дескать, не надо, я по уши весь в грязи, можно и на пол, но Хиппа, не обратив на мое мычание ни малейшего внимания, подошел к стоящему у стены платяному шкафу, открыл его створки, раздвинул одежду, буркнул сатанисту, чтобы тот туда лез, тот испуганно послушался, за ним следом Хиппа отправил Найду, а затем перенес меня. У шкафа была раздвижная задняя стенка, которая вела в соседнюю комнату, она выглядела жилой. Почти жилой. Здесь были кровать, стол, кресла, стеллажи. И везде — на стеллажах, на полу, на столе громоздилось оружие.

— Боже мой, — произнес я. — Это были первые слова, которые я наконец сумел из себя выдавить.

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Я всегда считал Хиппу неуклюжим, не способным к упорядоченным действиям оболтусом. Впрочем, эта моя уверенность поколебалась еще ночью, когда сосед методично и четко защитил мою квартиру после нападения снайпера. Мое древнее убеждение, что Хиппа не так прост, как кажется, оказалось верным. Буквально за час он ухитрился перевязать мою рану на предплечье, к счастью, сквозную (жгут, как выяснилось, он наложил еще на островке, но я этого тогда не заметил), вколоть от души обезболивающих и антибиотиков, ругая меня почем зря, что правила безопасности защитного устройства были настолько элементарны, что никому еще не нужно было их объяснять дважды, что нужно быть последним имбецилом, чтобы при нападении врагов врезать шокером самому себе, он успел за этот же час вытащить пулю из бедра Найды, которая во время операции то рычала, то жалобно скулила, но цапнуть хозяина не пыталась — было видно, псина понимает — ей пытаются помочь. Хиппа приказал раздеться догола сатанисту и кинул ему свой махровый халат, который был настолько огромен, что когда мальчишка двигался по комнате, его пола тянулась сзади, как шлейф королевской мантии. Также он успел с помощью сатаниста привести в порядок захламленное оружием пространство комнаты, освободить для перевязки и операции стол, и кровать, куда положил меня, когда закончил перевязку и уколы. Обращался он со мной, как с большой куклой — бережно и деловито, переодел во все чистое и громадное, извлеченное откуда-то из недр безразмерного шкафа, являющегося одновременно входом в комнату, предусмотрительно сунул мне несколько гигиенических мешков, какие выдают в самолетах, по-видимому опыт обращения с покалеченными вроде меня у него был, потому что мешки эти мне много раз пригодились в течение всего дня, что я у него провел — похоже, у меня было сотрясение мозга.

А затем я заснул. То ли от усталости, то ли Хиппа вколол мне, помимо прочего, еще и снотворного. Спал я, наверное, недолго, проснулся, как выпал из небытия, резко — от того, что тошнило, и обезболивающее, видимо, перестало действовать. Тело ломило, но не так, как на островке, скорее это было похоже на крепатуру — я все-таки мог шевелиться, хоть и с трудом. Хиппа не стал меня баловать новой порцией морфинов, которые, как мне думается, он употреблял для обезболивания. Он обложил меня грелками и стал отпаивать зеленым чаем, ворчливо приговаривая, что сам знает, какая это дрянь, но ничего, надо выпить, станет легче. Эта зеленая гадость, дескать, связывает токсины.