Константин Кедров - Винтовая лестница

Пространство-время - это четырехмерное поле, считал Эйнштейн.

Язык, говорил Н. Марр, восходит К четырем первоэлементам: "сал", "бер", "ион", "роч".

Четырьмя первоэлементами оперирует современная физика: гравитация, электромагнетизм, сильные взаимодействия, слабые взаимодействия. Интересно, что в антропном принципе мироздания большую роль играет диапазон физических констант от 10 - 40 (микромир) до 1040 (макромир). Загадочный - "сорок сороков" - срок, и опять же четыре, хотя и умноженное на десять. Здесь есть основания для разговора о "четырехмастном" вселенском коде, хотя, конечно, это лишь часть общего метакода.

Четырехмастный код находится как бы в середине метакода. С одной стороны, из него легко образовать наиболее распространенный двоичный код, а с другой, при утроении он дает и двенадцатизначный код. Знаменитая система китайской книги "Ицзын" строится на шестидесятизначном коде, содержащем в себе все указанные коды.

Есть ещё код семи звезд. Постоянно над нами Повозка Мертвых - Большая Медведица: "Эй, Большая Медведица, требуй, чтоб на небо нас взяли живьем!" (В. Маяковский). Семь звезд Медведицы, семь звезд Ориона - семь струн света, натянутых от человека к небу. Их звучание в мироздании - песнь Ариона, арфа Орфея. Об этом в стихотворении Пушкина "Арион". Поэт играет на этой арфе ещё при жизни и слышит звуки божественной игры звезд.

Количество звезд на небе сопоставимо с количеством клеток мозга. Мозг - это небо, спрессованное в черепной коробке. То, что принято называть "подсознанием", - это ночное небо, невидимое при дневном свете разума. Звездный язык подсознания так же нем, как иероглифы созвездий, но при соприкосновении мозга с небом, зрения со звездами считывается вселенский код.

ПОЗАДИ ЗОДИАКА

Небо - гаечный ключ луны - медленно поверни, из резьбы вывернется лицо, хлынет свет обратный на путях луны в пурпурных провалах, друг в друге алея, в том надтреснутом мах и пристанище, ночная грызня светил.

Марс, Марс - каменное болото, костяное сердце, отзовись на зов.

В мерцающей извести чернеющие провалы.

Кто поймет эту клинопись провалов носов и глаз, черепа - черепки известковой книги.

Твоя звенящая бороздка, долгоиграющий диск черепной, повторяющий вибрацию звонких гор, - в этом извиве прочтешь ослепительный звук тошнотворный, выворачивающий нутро, и затухающий взвизг при скольжении с горы вниз в костенеющую черепную изнанку.

За этой свободой ничем не очерченный, не ограненный, за этими пьянящими контурами проявляющейся фотобумаги не ищи заветных призраков, не обременяй грядущим твое громоздкое шествие в неокругленность.

И тогда эти камни, щемящие камни, отпадая от тела, упадут в пустоту.

Ты пойдешь по полю,

Наполненному прохладой, отрывая от земли букет своих тел.

(К. К.)

Звездное небо рождает радость, но вот что интересно: все чаще и чаще я замечаю, что у многих людей те же звезды вызывают страх и смятение. Звездный ужас, боязнь мироздания оказалась довольно распространенной болезнью духа.

Впервые я столкнулся с этим явлением, когда ощутил враждебную реакцию по отношению к метакоду у некоторых людей. Невольно вспомнилось предостережение Зигмунда Фрейда. Открыв вытесненные в подсознание запретные сексуальные мотивы, Фрейд вскоре убедился, что сообщение об этом отнюдь не радует человечество. Вполне понятно почему. Мотивы для того и вытеснялись, чтобы не всплывать в памяти и уже изнутри разрушать человеческую душу, подтачивая дух и тело. Оказалось, что "яблоко" разума не желает знать, что внутри него пребывает червь вытесненных запретов. Тогда же Фрейд предсказал, что враждебное отношение к психоанализу неизбежно.

Так или иначе, но можно понять враждебное отношение к вытесненным сексуальным мотивам. Гораздо труднее понять, почему отрицательную реакцию вызывают звезды. После многолетних раздумий я пришел к несколько неожиданному выводу. Вытеснение может быть не только вниз - в подсознание, но и ввысь, к звездам. Видимо, звезды и мозг - единая взаимосвязанная система. То, что вытеснено в подсознание, поднимается по неведомым каналам различных излучений к звездам и как бы загрязняет небо.

Вот, например, как видит новое звездное рождение человека Антонет Арто:

О дай нам яркий словно угли мозг

Мозг опаленный лезвием зарницы

Мозг ясновидца череп чьи глазницы

Пронизаны присутствием твоим

Дай нам родиться в чреве звездном

Чьи бездны шквал изрешетил

Чтоб ужас нашу плоть пронзил

Когтем каленым смертоносным

Насыть нас днесь Нам сводит рот

Нам пиром будет грохот шквальный

О замени рекой астральной

Наш вялый кровеоборот

Рассыпь рассыпь нас уничтожь

Рукою огненной стихии

Открой нам своды огневые

Где смерть ещё страшней чем смерть

Наш хилый ум дрожать заставь

На лоне собственного знанья

И в новой вере мирозданья

Нас от сознания избавь.

(Пер. А. Парина)

Почему же непременно ужас и "смерть страшней, чем смерть"? Уж если избавлять от земного сознания, то и такие атрибуты его, как смерть и ужас, должно преодолеть.

Вот образ чудовищного космоса, созданный Жюлем Сюпервьелем:

Ночное чудище, лоснящееся мраком,

Прекрасный зверь в росе других галактик,

Ты кажешь морду мне, протягиваешь лапу

И недоверчиво отдергиваешь вновь.

Но почему? Я друг твоих движений темных

И проникаю в глубь клубящегося меха,

И разве я не твой собрат по мраку

Здесь, в этом мире, где, захожий странник,

Держу стихи перед собой, как щит?

Поверь, тоска молчания понятна

Нетерпеливому, заждавшемуся сердцу,

Что в двери смерти горестно стучит.

Услышав робкие удары в стенку,

Смерть перебоями его предупреждает:

- Но ты - из мира, где боятся умереть.

Глаза в глаза вперив, неслышно пятясь,

В бестрепетную мглу ушло, исчезло...

И небо вызвездилось, как всегда.

(Пер. Э. Линецкой)

Шарль Бодлер, в общем-то равнодушный к небу, лишь однажды поднял взор к звездам и увидел там уже знакомый нам карамазовско-свидригайловский кошмар бездны!

Да, бездна есть во всем: в деяниях, в словах... И темной пропастью была душа Паскаля. Из бездны смерть глядит, злорадно зубы скаля, И леденит мне кровь непобедимый страх.

Томят безмолвные пугающие дали,

Ужасна глубина, сокрытая в вещах;

Кошмары божий перст рисует мне впотьмах,

Как знаки тайные на некоей скрижали.

Боюсь уснуть; ведь сон - зияющий провал

В Неведомое путь не раз мне открывал;

И мысль моя давно над пропастью повисла;

Безмерность не вместив в сознание свое,