М Емцев - Море Дирака

Внезапно до его слуха донесся шум. Он вздрогнул и быстро скатал веревку в клубок. Щелкнул замок входной двери, в коридоре вспыхнула лампа. Быстрые, неровные шаги. Шум снимаемой одежды. Лариска, дочь, так поздно... Он напряженно ждал, что дочь войдет на кухню, но свет в передней погас, и девушка прошла в свою комнату. Иосиф Ильич слышал, как она ходила по комнате, раздевалась, затем все смолкло.

Иосиф Ильич сидел неподвижно. Сколько минут или часов продолжалось его оцепенение, он не помнил. Возможно, он даже заснул. Какие-то звуки, однообразные и очень далекие, проникли в его сознание.

Шум воды нарастал. Река, стекавшая с гор, ворвалась в долину. Желтая яростная волна, напоенная глинистой взвесью, билась у его ног. Он очнулся.

Из комнаты дочери доносился плач. С трудом сдерживаемые рыдания, лицом в подушку. Иосиф Ильич встал и включил свет. Он сгреб капроновую веревку и, проходя через переднюю, забросил ее в кладовую.

Лариса лежала на неразобранной кровати, накрыв голову покрывалом.

- Ты что? - тихо спросил Иосиф Ильич. - Почему плачешь?

Дочь не отвечала, но плечи ее под руками отца затряслись сильнее.

- Ладно, не хочешь говорить, молчи. Я тоже помолчу. Я здесь посижу с тобой.

Он гладил девушку по худенькой спине, на которой торчали огромные, как крылья, лопатки. Гладил и молчал. Она постепенно успокаивалась. И когда окончательно затихла, уткнувшись лицом в его ладони, он сказал:

- Так-то, Ларисочка. Не повезло нам. Сильно не повезло... У меня ведь тоже неприятности.

Лара шевельнулась, но ничего не спросила, а Иосиф Ильич продолжал:

- Пожар был в магазине. Недостача. Могу под суд пойти.

Дочь встрепенулась и прижалась к его груди.

- Папка! Бедный папка!.. У тебя недостача?! Пожар? Ах ты, мой бедный, бедный папка!.. А у меня... О-о... Все кончено... Евгений Осипович умер... - Голос ее потонул в плаче.

И странное дело, среди потока ее бессвязных слов и восклицаний, мокрых соленых поцелуев, Иосиф Ильич внезапно вспомнил о молодом человеке, приходившем после пожара в ювелирный магазин. "Нужно будет рассказать следователю об этом обладателе бриллиантовых подвесок. Подозрительный малый", - подумал Иосиф Ильич и сказал дочери:

- Ах ты, воробей! Сама без хвоста сидишь, а туда же, на помощь отцу приходишь. Ну ладно, не расстраивайся. Может, все уладится.

9

После ОБХСС Черныш поехал прямо в Институт криминалистики. На несколько минут он заскочил к Захарову. Тот шумно ему обрадовался. Но тотчас же начал говорить о каких-то делах.

- Ладно, ладно, все потом, - отмахнулся Черныш. - Володя, скажи, где мы держим наши фальшивки?

- Как где? - удивился Захаров. - Все там же, в металлическом сейфе.

- Вот здесь?

Черныш внимательно посмотрел на красный шкаф, подвешенный в углу комнаты.

- А часики?

- И часики тоже там. Все материалы по этому делу там.

Черныш приблизился к шкафу и стал его разглядывать.

- Включи верхний свет, - сказал он. - И вообще какого черта ты сидишь без света, ведь облысел весь?

- Заблуждаешься, - ответил Захаров, включая свет. - Как раз ночью-то волосы и растут, а днем вылазят.

- Ладно, ладно, - сказал Черныш, доставая лупу и рассматривая стенку возле шкафа.

- Ты что, рехнулся? - спокойно заметил Захаров. - Что ты там ищешь? Следы преступления? Я тебе дам ключ, можешь открыть и проверить. К чему эти сыщицкие ухватки? В сейфе все в порядке.

- Ты так думаешь? - усмехнулся Черныш.

Захаров оторопело замигал глазами, затем бросился к столу, выдвинул один ящик, другой, начал что-то искать. Бумаги летели на пол, один лист залетел в узкую щель между шкафом и полом, и оттуда его уже, конечно, не извлечь, а наверное, это важная бумага и где-нибудь ее ждут. Захаров рылся торопливо и мучительно медленно. Наконец его худая спина распрямилась. Он нашел ключ и бросился к сейфу, но Черныш остановил его:

- Стой, не торопись, старик!

Захаров молча уставился на него.

- Нужно пригласить Гладунова, - нахмурившись, сказал Черныш.

Захаров позвонил по телефону.

- Срочно. Да, очень срочно. Нет, дело не терпит отлагательств. Здесь Черныш. Да. Хорошо.

- Сейчас они придут, - сказал он и отвернулся.

- А почему, собственно, ты так торопишься? - с недоумением спросил Черныш. - Разве ты?..

- На такое обвинение я отвечаю только действиями, - резко ответил Захаров. Кончик носа у него побелел.

Черныш удивленно вылупил глаза. Потом дико захохотал. Очевидно, до него все же дошло.

- Дорогой! Ты подумал? Я тебя... - Он бросился к Захарову и стал мять его в медвежьих объятиях.

Тот сердито отбивался.

- Отстань, чумной! Мало тебя били! Ведь задавишь, отстань, говорю...

Но уже улыбался, со стыдом и радостью чувствуя, в какое глупое положение попал.

Гладунов застал их веселыми и оживленно разговаривающими.

- Вы за этим звали? - спросил Гладунов. - Хотите показать свое хорошее настроение?

- Нет, нет! - Черныш выступил вперед. - Дело серьезное, Тихон Саввич, очень серьезное.

Все замолчали и насторожились.

- Присядьте, пожалуйста, - предложил Захаров и сел сам.

Гладунов недоверчиво оглядел Черныша.

"Давай, давай, - говорили его чуть близорукие глаза. - Выкладывай, мальчик, что там у тебя есть, а мы посмотрим".

Черныш примерно знал, что думает каждый из них, и это доставляло ему удовольствие. Во всяком случае, инициатива находилась у него в руках.

- Вы помните, Тихон Саввич, что удивительная идентичность фальшивок и часов натолкнула меня на мысль о том, что мы имеем дело не с обычным преступлением, а с загадкой, тайной природы? Вы не согласились со мной. Но в подтверждение своих мыслей я получил новые материалы и сейчас их покажу.

Гладунов пожал плечами. Казалось, его забавляла аффектация Черныша.

Наверное, все же молодежи от жизни нужно нечто большее, чем истина. Им нужны еще и ложь успеха, треск славы, барабаны известности...

- Во-первых, книга. Воспоминания немецкого антифашиста, узника лагеря смерти Заксенхаузен. События, сходные с нашими. Подобные же ситуации уже происходили в определенных условиях. К этой книге прилагается перевод, любезно выполненный сотрудницей Ивана Степановича.

Гладунов взял книгу, посмотрел обложку, сказал:

- Что еще?

- Вам этого мало?!

- Вы сказали, во-первых. Значит, должно быть и во-вторых?

Черныш помолчал.

- Будет и во-вторых, но... здесь есть риск.

- Давай, давай.

- Значит, так, - Черныш подумал. - Я утверждаю, что в Институте криминалистики произошла кража... исчезновение следственных материалов.

- Ты понимаешь, что ты говоришь? - тихо спросил Захаров.

- Погоди, - остановил его Гладунов. - Ты сказал кража, потом исчезновение. Как понимать это?