Конрад Фиалковский - Пятое измерение (авторский сборник)

— Значит, они все-таки хотели что-то сообщить нам… голос Фукса сорвался на крик. — Но что именно? Я ничего не понимаю.

— Сейчас узнаем. Необходим комментарий! — приказал он аппарату. Ответ поступил мгновенно.

— Исследование объекта связано с его уничтожением. После чего объект воссоздается из материи или антиматерии.

— Наверное, в зависимости от того, куда его высылают, тихо заметил Томпи.

— Космолет был воссоздан и выслан по направлению к Земле. Если он создан из нужного типа материи, пусть остается на Земле. В противном случае следует послать сигнал на Бегу. Тогда его воссоздадут из материи с противоположным знаком и пришлют через какое-то время. Конец.

— По-видимому, они разлагают на атомы все, что обследуют, — Фукс задумчиво смотрел на экран. — А потом заново синтезируют, но это уже значительно сложнее.

— Еще бы, — согласился Томпи. — Правда, если этот процесс отнимает у них целых сто лет… то он и для них твердый орешек…

— Это ничего не доказывает. Может быть, эти существа очень долговечны по сравнению с нами и сто лет — всего лишь маленькая частица их жизни. Да и не в этом дело. Важнее всего то, что они не стремились нас уничтожать!

— И все-таки Бан погиб. Я теперь самый старый человек в солнечной системе, вернее, раньше всех родившийся.

— Это не совсем так. Не забывай, что через двести лет Бан вернется с Веги.

— Вернется?!

— Несомненно. Это они и обещают в своем сигнале. Он, Бан, — это бессмертный с Веги. Он бессмертен благодаря их технике, ибо они записали структуру его тела, его мозга и могут воссоздать Бана в любой момент. Как только сигнал дойдет до них, они примутся за новое воссоздание Бана и космолета, а двести лет спустя наши потомки вторично будут встречать его на пути к Солнцу.

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЗМОЖНОСТЬ

— Пусть войдет, — сказал я моему андроиду. Автомат исчез в силовом поле входа. Я подошел к окну. Был один из тех июльских дней, на который запланировали безоблачную погоду. Солнце грело мне руки. Рядом звенела оса, стараясь пробиться сквозь силовое поле, заменяющее стекло. Она то и дело врывалась в поле и, отброшенная, снова пытала счастья.

— Ты хотел меня видеть?.. — проговорил он, встав за моей спиной.

— Да. — Я отвернулся от окна и взглянул на него сверху вниз: он был ниже меня ростом.

— Ты удивляешься тому, что я и в самом деле такой старый? Видеофония омолаживает, а ты видел меня до сих пор только на экране.

— Ты выглядишь так, как я и ожидал. Именно так, — сказал я, но это была неправда.

— А ты, Гоер, руководитель Эксперимента? — спросил он, словно желая убедиться, что я тот самый Гоер, ради которого он прилетел сюда.

— Да, я Гоер. Спасибо, что ты прибыл. К нам мало кто прилетает.

— Я колебался, но в конце концов… я так стар, — он беззвучно рассмеялся. Потом серьезно спросил: — А это… всегда удается?

— Это Эксперимент. Кроме того, и сама технология очень сложна.

— Да, должно быть, нелегко передать все, что наслоилось за столько лет.

— Обычно это удается… А если нет… мы повторяем Эксперимент. — Я попытался изобразить на лице подобие улыбки.

— А потом посылаете мнемокопии в космос?

Я кивнул.

— И они возвращаются?

— Нет. Да и зачем? Это автоматы, обыкновенные автоматы… — я сознательно подчеркнул слово «автоматы». — Они исследуют космос. А потом… потом они уже не нужны… Впрочем, пока что это единственно возможный способ исследования космоса, добавил я.

Профессор на минуту задумался, потом спросил:

— А мою копию — ведь это же будет точная копия меня — вы куда пошлете?

— Конечно, мнемокопия, во всяком случае в момент создания, полностью эквивалентна твоему интеллекту. Словно твое второе «я», она встает рядом…

— Ну да. Но все-таки это будет машина, автомат…

— Конечно.

— Видишь ли, Гоер, я только биофизик и не разбираюсь в нейронике, но каким образом машина может мыслить так же, как я? Ведь автоматы…

— Так то автоматы! Их мозг гораздо примитивнее твоего.

— Они мертвы…

— Не в этом дело. Мышление, самостоятельное творческое мышление зависит только от сложности сети. А состоит ли эта сеть из клеток, как твой мозг, или из неорганических элементов, как мнемокопия, не имеет никакого значения… Поверь мне, это действительно не имеет никакого значения.

— Хм… возможно. Приходится верить. Но я как-то не могу представить себе эту… мнемокопию, которая будет мною… Ты говоришь, что мое ощущение будет таким, словно я вышел из своей телесной оболочки и встал рядом с ней? — Он снова засмеялся своим беззвучным смехом.

— Да, в этом роде… — подтвердил я.

— Я маленький старый человек, ни один из моих органов в отдельности не годится для жизни, а все вместе пока еще держится… Ты удивляешься? — добавил он, взглянув на меня. Мне сто десять лет, Гоер. Когда ты родился, я уже был профессором.

— Сто десять?..

— Да. И вы хотите, чтобы именно мой старый мозг перевоплотился в машину, чтобы каждая его клетка получила свой неорганический эквивалент, чтобы провода этой машины заменили нервные волокна в глубине моего мозга? Так?

— Да, тогда эта машина будет равноценна тебе, профессор.

— Словом, моя личность получит новую прекрасную оболочку в виде металлических ящичков, заполненных километрами проводов. Мои мысли станет сопровождать пощелкивание реле, и я буду питаться электрическим током из трансформаторов, вмонтированных в реакторы? Тебе не кажется, что это как-то жутко?

— Жутко? Возможно. С твоей субъективной точки зрения. А в остальном… Мне, например, было бы совершенно безразлично, разговариваю ли я с тобой или твоей мнемокопией.

— Значит, с мнемокопией можно разговаривать?.. Я и не знал. Это, должно быть, любопытно… Этакий разговор по душам с самим собой.

— Не думаю… Впрочем, мнемокопия после транспозиции находится как бы в состоянии сна.

— А потом обретает сознание, не так ли?

— Да, обретает сознание, — ответил я.

Професор секунду внимательно смотрел на меня, потом неуверенно спросил:

— А как она… просыпается? — перед словом «просыпается» он сделал длинную паузу, словно раздумывая, можно ли, говоря об автомате, употребить это слово.

— Ее будит радиосигнал с Земли.

— И тогда с ней можно беседовать?

— Да, но в это время она находится уже за пределами солнечной системы и передача одной фразы длится несколько часов. Впрочем, с мнемокопиями не беседуют.

— Почему?

— Ты не хочешь мне сказать, почему с ними не беседуют?

— Не хочу.