Елена Романова - Агент нокке, или на войне как на войне

– Ты с ума сошла. Нам нельзя!

– Да, этого нам нельзя! А умирать можно!

– Олеся, опомнись! Завтра ты сама пожалеешь!!! От этого дети получаются.

– Ну, не будь занудой, Ника! До "завтра" мы можем и не дожить! Давай радовать себя, пока мы еще живы!

Ник хотел ей что-то возразить, но девушка заняла его рот страстным поцелуем.

Парень оказался в трудном положении. С одной стороны – с детства вдолбленное: "до свадьбы нельзя!" С другой стороны – "чего хочет женщина, того хочет бог!". А противится воле богов – себе дороже. Боги сильнее дивного народа. Ник колебался, но Олеся решила за него. Все произошло быстро – прямо на траве под старым раскидистым дубом. Им обоим понравилось. Но парень был озабочен.

– Нам этого нельзя было делать, – устало выговорил молодой любовник, – я должен это исправить! И немедленно.

– Интересно, как? – тихонько произнесла подружка.

Ник резко выпрямился, замер. Тело напряглось, как струна. Что-то произошло.

– Призываю тебя в свидетели, старый дуб, чья листва служила нам первым ложем,- напевно произнес парень, (дуб склонил ветки к Нику, Олеся слегка испугалась), – тебя, река, чья вода смыла первые следы нашей страсти (вода в реке заходила ходуном), вас, звезды, которым ведомо и прошлое и будущее. Слушайте все! Я Ник, сын Отфрида, нарекаю эту девушку своей, и клянусь любить ее в горе и в радости, в богатстве и бедности, в красоте и безобразии, во здравии и в болезни. Любить, пока смерть не разлучит нас.

Ник закончил, все пришло в первоначальное состояние. Олеся засмеялась, но ее дружок оборвал ее:

– Зря смеешься! Теперь ты не уйдешь от меня даже, если захочешь. Ты теперь моя жена.

Под утро они вернулись в поселок. Мама Олеси не стала устраивать скандала, просто укоризненно покачала головой. Любовь заполнила всю душу, все мысли и чувства юноши. Бывшие подружки хороводом кружили вокруг него и его квартиры, но он был с ними со всеми вежлив – не более того. Парень писал стихи, иногда не совсем пристойные.

– Я боюсь твоих губ – для меня они просто погибель, В свете лампы ночной твои волосы сводят с ума…

Ник мог быть рядом с Олесей бесконечно, в ней все умиляло и восхищало: ее лицо, ее фигура, ее голос. Как она говорит, слегка коверкая слова, как она ходит, почти не касаясь земли, даже как ест и спит – все это было для парня мило, и он мог смотреть на это бесконечно. Счастливый смех любимой – самая желанная награда для Ника.. И ради этого он готов на все. При малейшей возможности уносился к Олесе, помогал ей, чем мог. Его тянуло на подвиги – чтобы Олеся узнала и гордилась им. Любовь окрыляла, прибавляла сил. То, что раньше давалось с большим трудом, сейчас выходило легко и просто. Ровесники им завидовали.

Отношения Олеси и Ника не складывались, так, как хотела девушка. Она представляла эльфа немножко по-другому. В сказках они совсем не такие. Девушка не могла понять и принять двойственность его натуры: почему нежный и ласковый дома, агрессивен, жесток и мелочно злобен к врагам, почему не видя ничего зазорного в воровстве, даже распевая хулиганскую песню "спрячь за решеткою вольную волю – выкраду вместе с решеткой", он страшно злился, обнаружив пропажу у себя. Особенно доставало ее то, что, восхищаясь подвигами дев-воительниц прошлых эпох и героинями-комсомолками, категорически запрещал жене воевать, на том основании, что она женщина.

Олеся была воспитана на романтических и приключенческих книжках, пионерских и комсомольских песнях, ее ум хорошо промыт идеологической пропагандой. Девушка постоянно в мечтах представляла себя и любимого с одухотворенными лицами, несущимися в атаку с шашками на танки, то ползущими рядом в разведку, то на палубе утлого суденышка, борющегося со штормом, и прочее… Но каждый раз ее романтические грезы с треском разбивались о зеленые глаза, как лодочка об ледяную глыбу. Ну откуда у молодого эльфа столько консерватизма и домостроя? Ну почему Ника считает главной заботой женщины рождение и воспитание детей, а вовсе "не мчаться, глаза вытаращив, непонятно зачем и почему"!!!

Почему Нику обязательно рассказывать, что танки шашками не рубятся, что на рассыпающемся корабле никто не ездит: "три мудреца в одном тазу, поплыли по морю в грозу, будь попрочнее старый таз – длиннее был бы мой рассказ!" Не успев закончить дела, Ник заходил к Олесе, и чуть ли не силой пытался увести в безопасное место. Девушка каждый раз отказывалась:

– У каждого своя война, Ника! Я не могу все бросить и отсиживаться у тебя за спиной. Ладно я уйду, а мама, и сестренки с братишкой? Я здесь нужна!

– Любимая, ты, прежде всего, мне нужна, – говорил юноша, – все, кончились твои подвиги. Завтра ты идешь с нами, и будешь сидеть дома! Ты моя жена! Маму и ребятишек с собой заберем. Я сказал!

– Ах, он сказал, – отвечала ему Олеся, – я, что, по-твоему, своего мнения совсем иметь не могу! Он сказал! Деспот остроухий! Говорила же мне мама, что вы все обманщики. Сам говорил – "будет все, как ты захочешь", а как до дела дошло – "сиди дома, женщина".

Ник и не думал обманывать свою любимую. Просто под одними и теми же словами молодые подразумевали совершенно разные понятия. В семье Ника "как ты захочешь" означало всего лишь терпимость к мелким женским капризам: дом, шубка, колечко.

Олеся слышала то, что хотела услышать: "ты можешь вести себя так, как тебе нравится".

– Я не понимаю, какой черт тебя тянет под пули! Пойми, я не хочу потерять тебя.

Ты и мои друзья – это все, что мне по-настоящему дорого! Я уже все решил. Без тебя мне нет жизни. Проливать кровь – это мужское дело. Пожалуйста, давай пойдем с нами. Очень прошу.

– И почему ты решаешь за меня, что и как мне делать?

– Потому, что я мужчина! Твой муж! И не хочу, чтобы ты погибла. И я люблю твою маму, твоих сестренок и братика – давай уйдем к нам.

– Нет, милый, ты просто хочешь, чтобы я сидела дома и не светилась, как порядочная эльфийка. Я не хочу жить по вашим правилам: как чужая баба – свобода и равноправие, как своя жена – так "шла бы ты домой, Пенелопа!".

– Ну, хотя бы ради меня!

– Много чести! И маму заберем, и братишку, и сестер. И еще корову с овцами.

Будем мы вдесятером в двух комнатах толкаться!

– Олеся! Пойми одну простую вещь. Лучше тесная комната, чем просторная могила.

Это девушка вспомнила, как Ник все-таки соблазнил Олесю пожить у дяди Пети. Пока они были вдвоем, было весело. Потом Ник ушел на задание, и Олеся осталась одна.

Ей вдруг стало одиноко и пусто в большом городе.

– Будь осторожнее, Ника! Я так боюсь за тебя, – сказала девушка на прощание, и заплакала.

– Не бойся, милая, я не долго, – ответил ей любимый и, наскоро поцеловав, что-то еле слышно прошептал и исчез.