Арнольд Минделл - Сновидения в бодрствовании. Методы 24-часового осознаваемого сновидения

Эта вторая диаграмма приводит к большой неожиданности. Когда электрон сталкивается с полем, он может двигаться назад во времени на одну минуту или на десять тысяч лет, в зависимости от ситуации. (Поскольку мы неспособны измерить, что произошло, возможно даже, что он сперва побывал в будущем!)

На сегодняшний день никто не может точно доказать, какая из диаграмм верна; физики представляют себе, что у электрона есть обе возможности – либо просто считают второй вариант интересным, но не допускающим экспериментальной проверки.

Теперь, чтобы понять, каким образом вы можете двигаться во времени назад или выходить из поступательного хода времени, вам нужно почувствовать, что происходит в этих диаграммах. Начнем с первой из них.

Если бы тот электрон был чувствующим и способным говорить, подобно человеку, входящему в комнату, где ему предстоит впервые выступать, он мог бы сказать: «Хм, здесь есть какая-то напряженность. Сейчас я не хочу обращать внимания на эту напряженность, а сосредоточусь на своем предстоящем выступлении. Я постараюсь идти своим путем и игнорировать поле напряженности в этой комнате».

Этот электрон не переживает поле осознаваемо; вместо этого он маргинализирует магнитное поле и пытается продолжать свое движение. Из-за этой напряженности он сперва становится растерянным, стесненным, почти полностью выбитым из колеи. Внутри своей головы он слышит критический голос и настолько ошеломлен, что не может вспомнить свою речь. Этот электрон, так сказать, уничтожается. Если продолжу антропоморфизировать путь этого электрона, то могу сказать, что он не обладал осознаваемостью в отношении поля; взамен он маргинализировал его. Через какое-то время он приходит в себя, вспоминает свой текст, продолжает выступление и чувствует себя лучше.

Теперь посмотрим на вторую диаграмму. Опять вообразим, что электрон обладает не только чувствительностью, но и осознаваемостью. Поскольку электрон обладает осознаваемостью, то входя в напряженное магнитное поле, он его чувствует. Если электрон – это человек, то на этом этапе он замечает, что в аудитории происходят странные вещи. Налицо какая-то неизвестная тенденция. Вместо того чтобы маргинализировать этот опыт напряженности, он решает достичь осознаваемости и отступить от своего первоначального плана.

Его ум затуманивается, и он добирается до сердцевины поля, он чувствует нечто критическое. Он переживает критичность и критическую внутреннюю фигуру. Теперь вместо того, чтобы двигаться вперед, он выходит из времени, становится этой критической фигурой и начинает рассказывать аудитории, что всегда критически относился к тому, что собирается говорить дальше. Он идет назад во времени к тому моменту, когда начинала развиваться его собственная критическая способность, и берет с собой назад во времени всю аудиторию. Они удивлены, однако очень заинтересованы его скромностью. Он обращается к чему-то в каждом из них.

Наконец он завершает краткий обзор своей предшествующей жизни и говорит людям, что его критическая натура помогла ему внимательно относиться ко всему, что он говорит, и не обижать других, но помнить о каждом. Сказав это, он замечает, что поле меняется и переживает возвращение к состоянию, существовавшему до этого критического поля. Возвращаясь к настоящему моменту времени, он начинает свое запланированное выступление.

После «ретрофлексии» над прошлым он возвращается к повседневной реальности и продолжает двигаться вперед во времени! Его напряженность прошла, и выступление проходит великолепно. «Друзья!  – говорит он,  – теперь, когда я показал одну сторону себя самого и, возможно, поля, окружающего нашу сегодняшнюю тему, мне бы хотелось представить другую сторону: саму тему!»

Никто, ни внутри ни снаружи не уничтожает его и даже не думает о том, чтобы его критиковать; он включил все возможные мысли в свой собственный путь. Он заключает в себе всех и все.

Две диаграммы Фейнмана приближенно описывают, что мог бы переживать электрон. Конечно, он говорил не о чувствующих или осознающих существах. Он просто дал две основные математические схемы для этих двух разных допустимых феноменов.

У каждого человека был личный опыт, который можно описать этими диаграммами. Всякий раз, когда вы попадаете в поле напряженности или в волнующую ситуацию, вы действуете в соответствии с Теорией столкновения, либо с Теорией обратного движения во времени. Если вы не обладаете осознаваемостью, то маргинализируете напряженность и действуете под влиянием положительных и отрицательных внутренних фигур. И наоборот, если вы обладаете осознаваемостью и следуете своему внутреннему опыту, то забываете о своем самоопределении. Шаманы всегда делали это посредством смены формы, выходя из времени в новые формы и времена и позднее возвращаясь в «реальный» мир с информацией из «другого мира».

Аналогично диаграммам Фейнмана, существуют два вида психологии. В одном вы живете своей жизнью и развиваете вторичные процессы, то есть, если вас что-то беспокоит и вы чувствуете, что это не часть того, кто вы есть или кем вы хотите быть, вы это игнорируете. Это история «бровок». Игнорируемое событие никуда не девается, но со временем нарушает ваше внимание или даже выбивает вас из колеи. Большинство из нас почти все время ведут себя подобным образом. Мы попадаем в трудные пространства и исключительные периоды жизни и упорно стремимся вперед, отказываясь освободиться от своей самотождественности. Затем нас куда-то выталкивают.

Другая возможность состоит в том, чтобы выйти из времени и пространства и освободиться от своей самотождественности. Мы достигаем осознаваемости в отношении своего чувственного опыта и еще до того, как он проявится в положительных или отрицательных фигурах, мы освобождаемся от всех бровок. Еще до того, как можно говорить о напряженности, мы меняемся и перестаем держаться за время, двигаясь с потоком. Для таких моментов необходимо много осознания, личного мужества и гибкости.

Например, когда я изучал психологию в Цюрихе в 60-е годы, то посещал терапевта Франца Риклина, племянника Юнга. Вокруг него всегда происходили странные вещи. Однажды я договорился увидеться с ним в субботу. Когда подошло время моего визита, я отправился в старую часть Цюриха, где находился его офис. Было чудесное осеннее утро, деревья окрасились в яркие цвета и казалось, что колокола Цюриха радостно звонят.

Однако Риклин не подошел к двери после того, как я звонил в течение нескольких секунд. Я подумал, что происходит что-то необычное. Я звонил и звонил и, не добившись ничего сел и стал терпеливо ждать, что будет дальше. Прошло примерно пять или десять минут, и я, очевидно, сам того не желая, заснул сидя на земле, прислонившись спиной к парадной двери его офиса.