Клиффорд Саймак - Исчадия разума

– Растяжение связок. Не может ходить.

Он хмыкнул.

– Ну раз такое дело, дамочку можно и пропустить, обеспечив ей охрану.

– Пропустите нас обоих, – решительно потребовала Кэти.

Часовой затряс башкой в притворном унынии.

– Я и так иду на уступку, пропуская дамочку. Я не могу рисковать своей шеей, пропуская двоих.

– В один прекрасный день, – заявил я, – я вернусь и сверну твою драгоценную шею собственными руками.

– Проваливай! – заорал он, взъярившись. – Проваливай и забирай с собой свою шлюху! Пусть ведьма на постоялом дворе чинит ей ножку заклинаниями!

– Уйдем отсюда, – сказала Кэти испуганно.

– Друг мой, – обратился я к часовому, – клянусь тебе, что, когда буду посвободнее, вернусь сюда и предъявлю тебе счет.

– Пожалуйста, – просила Кэти, – ну пожалуйста, уйдем отсюда!

Я так и сделал, повернулся и пошел прочь. Часовой у меня за спиной изрыгал угрозы, стуча по прутьям ворот алебардой. Я свернул на тропинку, ведущую на постоялый двор, а как только ворота скрылись из виду, остановился и спустил Кэти наземь, да и сам присел подле нее. Она плакала, но, по-моему, от гнева более, чем от страха.

– Никто никогда не называл меня шлюхой… – Я не стал уточнять, что дурные манеры, да и словечки такого рода, в эпоху замков были не в редкость. Она притянула мою голову к самому своему лицу. – Если б не я, вы могли бы ввязаться в драку…

– А, все это одни разговоры, – сказал я. – Между нами были ворота, а у него в руках этот маскарадный тесак…

– Он упомянул, что на постоялом дворе ведьма, – сказала она. Я легонько поцеловал ее в щеку. – Вы пытаетесь меня отвлечь, чтоб я не думала о ведьмах?

– Мне показалось, что это поможет.

– Но ограда! Проволочный забор! Кто когда слышал, чтоб вокруг замков возводились заборы? Да в ту пору и проволоку-то еще не изобрели!..

– Темнеет, – напомнил я. – Лучше бы поскорее добраться до постоялого двора.

– Но там ведьма!..

Я рассмеялся, хоть смеяться мне, в сущности, не хотелось.

– Ведьмами, – сообщил я Кэти, – чаще всего считают чудаковатых старух, которых никто не понимает.

– Может, вы и правы…

Я поднял ее и сам поднялся на ноги. Она повернула ко мне лицо, и я поцеловал ее в губы. Руки ее крепко обвили меня, я обнял ее в ответ, впитывая в себя ее обаяние и искреннюю теплоту. И на долгое-долгое мгновение во всей опустевшей вселенной не осталось никого, кроме нас двоих. Лишь постепенно я возвратился к реальности сгустившихся теней и вкрадчивых лесных шорохов.

Вскоре я заметил с тропинки, совсем неподалеку, слабо освещенный прямоугольничек и понял, что это и есть постоялый двор: чему же еще тут быть?

– Мы почти пришли, – шепнул я Кэти.

– Я не буду обузой, Хортон, – пообещала она. – И не стану кричать. Что бы мы ни увидели, я не вскрикну.

– Я уверен в этом, – ответил я. – И мы выберемся отсюда. Не знаю как, но выберемся. Выберемся вместе. Вдвоем.

Едва различимый в глубоких сумерках, постоялый двор состоял из единственного строения, дряхлого и обветшалого, притулившегося под сенью могучих искривленных дубов. Из трубы, делившей крышу пополам, вился дымок, тусклый свет еле пробивался сквозь ромбовидные оконные стеклышки. Вокруг не было ни души, что меня в общем-то устраивало.

Я уже почти доплелся до строения, когда в дверях показалась согбенная уродливая фигура. Видно было плохо – слабенький свет изнутри едва обводил контуры неказистого тела.

– Входи, входи, парень, – взвизгнуло скрюченное существо. – Что встал, рот разинув? Тут тебя не укусят. Ни тебя, ни миледи.

– Миледи растянула щиколотку, – выговорил я. – Мы надеялись…

– Ну конечно! – выкрикнуло существо. – Вы пришли в самое подходящее место, чтоб излечиться. Сейчас старая Мэг замешает целебный отвар…

Как только я сумел приглядеться, у меня не осталось сомнений, что нас встретила та самая ведьма, о которой говорил часовой. С головы у нее спадали жидкие нечесаные пряди волос, нос был длинный, крючковатый, свисающий к мощному подбородку и почти достающий до него. Она тяжело опиралась на деревянную клюку.

Ведьма посторонилась, и я переступил порог. В очаге горел чадный огонь, неспособный разогнать царивший в комнате мрак. Запах горящих поленьев смешивался с множеством других, не поддающихся определению, и, казалось, обострял их. Запахи висели в комнате как сплошной туман.

– Сюда, сюда, – пригласила ведьма Мэг, указывая дорогу клюкой. – Вон кресло у очага. Сработано добротно из настоящего дуба и выточено по форме тела, а на сиденье шерстяная подушечка. Миледи будет очень удобно.

Я перенес Кэти к креслу и, усадив, осведомился:

– Все в порядке?

Она взглянула на меня снизу вверх. Ее глаза мягко сияли в отсветах огня.

– Все в порядке, – заверила она счастливым тоном.

– Можно считать, что мы на полпути домой, – добавил я. Ведьма проковыляла мимо, стуча клюкой по полу и бормоча что-то себе под нос. Сгорбившись над огнем, она принялась помешивать жидкость в кастрюле, поставленной на угли. От кастрюли валил пар. Вспышки пламени высвечивали уродство ведьмы, ее немыслимый нос, почти сомкнувшийся с подбородком, и исполинскую бородавку на щеке. Из бородавки росли волосы, похожие на паучьи лапки.

Мои глаза попривыкли к темноте, и я стал разглядывать обстановку. У стены стояли три грубых дощатых стола, на столах подсвечники, а в подсвечниках вкривь и вкось торчали незажженные свечи. Свечи напоминали бледных, перепившихся призраков. На открытых полках большого буфета в дальнем углу громоздились кружки и бутылки, чуть поблескивающие в неверном, колеблющемся свете от очага.

– Ну вот, – прокаркала ведьма, – еще чуток толченой жабы и щепотку кладбищенской пыли, и отвар готов. А когда подлечим даме щиколотку, будет еда. О да, о да, будет еда!..

Она пронзительно захихикала, довольная собственной шуткой. В чем заключалась шутка, я недопонял, – возможно, ведьму развеселило что-то связанное с едой.

Откуда-то издалека донеслись голоса. Неужели тоже путешественники, ищущие ночлега? – подумалось мне. – Похоже, целая ватага…

Голоса стали громче, и я, подойдя к дверям, бросил взгляд в направлении, откуда они слышались. Вверх по тропе, ведущей от подошвы холмов, карабкалась толпа людей, некоторые с пылающими факелами.

За толпой следовали два всадника. Чуть позже я, наблюдая за процессией, разобрался, что второй, едущий позади, сидит не на лошади, а на осле, и ноги у него почти волочатся по земле. Однако внимание мое приковал к себе не второй, а первый, – и на то были все основания. Первый был высок, изможден и закован в доспехи, на левой руке у него был щит, а на правом плече – длинное копье. Лошадь казалась такой же тощей, как ее хозяин, и брела понуро, спотыкаясь и свесив голову. А когда процессия подошла поближе, стало ясно даже в изменчивых отблесках факелов, что лошадь – форменный мешок с костями.