Андрей Жвалевский - Те, которые

Она поцеловала меня на прощание в щеку. И мне было приятно. Мне хотелось надеяться, что сегодня я спас одного очень хорошего человека от очень плохой вещи – неверия в собственные силы.

На этот Новый год мама впервые на моей (то есть мухинской) памяти напилась и стала стремительно-разговорчивой.

– Наденька, – говорила она, жестикулируя полупустым бокалом, – ты меня слушай! Я старше вас с Лешей, вместе взятых!

Мы с женой очень серьезно кивнули. Ну и что, что мы старше ее в неизвестное число раз? Сейчас мы были очень молодыми. Только жизнь начинали.

– Честно скажу – я не думала… То есть я думала, что когда-то он найдет свою женщину, но чтобы такую… Нет, я не в том смысле! Ты очень хорошая! Просто… необычная! Сын! Не нужно мне подливать шампанское!

– Я не подливаю, – мягко сказал я, отбирая бокал, – просто чтобы не разлилось.

– А… Ну да. Так вот, Надя, я старая женщина, но такой замечательной невестки… то есть о такой замечательной невестке я и мечтать не могла.

Мама вдруг запнулась и по-птичьи повернула голову.

– Так, – сказала она строго, – когда в ЗАГС пойдете?

– Мы же говорили, – сказал я успокаивающе, – как только дочка родится, сразу подаем заявление.

– Дочка, – мама снова размякла, – внучка моя… Дождалась…

И пустила давно ожидаемую слезу.

Спасительной песней зазвенел мой мобильник. Это был Миша, который поздравлял меня с наступившим, причем голос его был трагичен.

Извинившись перед присутствующими дамами движением бровей, я рванул на балкон.

Уже оттуда услышал, как мама рыдает в голос, причитая «Ничего, ничего… это от счастья», а Надя неразборчиво-успокаивающе что-то ей говорит.

– Что такой невеселый? – спросил я Мишу.

– Ай, – ответил тот, вроде бы отказываясь, но я понял, что ему не терпится излить душу.

– Давай-давай, выкладывай!

– Да что там выкладывать, – с напускным безразличием ответил мой бывший курсовик и тут же, без перерыва, выложил: – Как думаете, сколько отзывов на нашу статью?!

– Ноль, – спокойно сказал я.

– Одна!

– То есть в бесконечное число раз больше, чем должно быть, – я продолжал оставаться в безмятежности.

– Ал Васильевич… вашу мать… Вы-то хоть понимаете, что мы облажались?! Никого новая математика не интересует! Тот урод, что откликнулся, заявил, что опечатку в статье нашел.

На заднем фоне за Мишей зазвучал чей-то утихомиривающий ручеек.

– Конечно, никого не интересует, – сказал я. – Кстати, Оле привет. И поздравления.

После короткой заминки Миша ответил, уже заметно спокойнее:

– И вам привет и поздравления. И спасибо за поддержку.

– Миш, погоди. Ты себе представляешь, кто читает научные журналы? И – главное – зачем их читают?

– Ну-у-у…

Мне от этого разговора стало почему-то жарко, я распахнул балконную раму. Новый год опять получился теплый, вместо снега весь день шел дождь, только ночью начался снегопад, да и то жидкий – потому что редкий и напополам с водой.

– То есть не знаешь, – улыбнулся я. – А читают их, во-первых, сами авторы статей, чтобы полюбоваться своей фамилией, напечатанной типографским способом.

Хихиканье на другом конце мобильного провода. Кажется, Миша включил громкую связь.

– Во-вторых, специалисты, которые ищут что-нибудь по своей специальности. Как думаешь, сколько в мире специалистов по диалектической математике?

– По информационной математике, – угрюмо поправил меня Миша. – Трое нас. Андрюха отвалился.

– Вот! Вероятность того, что статью по ней прочтет кто-то, кто поймет и заинтересуется… Сам рассчитаешь. А теперь вопрос из матстата: что нужно, чтобы увеличить эту вероятность вдвое?

– Еще одну статью опубликовать? – недоверчиво уточнил Миша.

– Правильно. А если их будет три, четыре… продолжите логический ряд.

Повисло долгое молчание. Оля, умница, в разговор не лезла. Я тоже помолчал. Под окнами, слава богу, уже не рвались петарды. Где-то со стороны частного сектора слабо гремел невидимый отсюда фейерверк.

– Ну… теоретически… была одна идейка… Андрюха начинал обсчитывать модель сферической лошади в вакууме.

– Чего? – такой оригинальности я от них не ожидал.

Миша был доволен произведенным эффектом.

– Это так, внутренне название. Вообще-то он собирался моделировать Большой взрыв. Простенькая модель получается.

Я присвистнул. Да, мальчики, молодцы. Простенькие модели выбирают.

– Серьезно, – Миша начал загораться энтузиазмом. – Вы сами подумайте: до большого взрыва материи не было, только информация…

– Стоп-стоп-стоп, – сказал я. – Во-первых, сегодня давай отдохнем, а свою простенькую модель расскажешь мне послезавтра. Во-вторых, я бы не так постулировал: до Большого взрыва материя и информация были каждая сама по себе.

– Гениально… – прошептал Миша.

– Помни про «во-первых»! – торопливо перебил я. – Сегодня праздник.

– Ага, – по голосу Миши стало ясно, что для него праздник уже кончился.

В подтверждение моей догадки в трубке раздался голос Оли:

– Алек…сей Васильевич! Спасибо вам! Миша побежал формулы писать, – она понизила голос. – А то я за него уже бояться начала. Компьютер не включает, только телек смотрит.

Мы еще немного посплетничали о Мише (надеюсь, громкую связь эта умная девочка предусмотрительно вырубила) и распрощались. Я прислушался. Из комнаты доносились голоса мамы и Нади. Спокойные вроде… но я решил еще пару минут подышать относительно свежим воздухом.

Выдохнул все содержимое легких, до конца, с усилием. И снова вдохнул через нос.

Пахло свежестью, елками и сигаретным дымом.

И валерьянкой.

Пахло валерьянкой.

Валерьянкой.

А еще нестерпимо зачесались лопатки.

«Нет! – мысленно завопил я. – Почему сейчас?! Не уйду!»

У меня было полторы секунды. Очень многое можно сделать за полторы секунды. Я мысленно дотянулся до клапана – того самого, что когда-то нащупал во мне странный мальчик. Клапан вот-вот должен был дать течь и открыть мне настоящему выход из этой оболочки. Я вывернулся наизнанку и сдавил клапан изо всех сил. Он набухал, запульсировал. Моя суть, моя душа рвалась прочь из этого тела, потому что кто-то решил – хватит.

«Нет! – орал я – Не хватит! Я сам решу, когда хватит! Не уйду! В бога, в душу…»

Я почувствовал, что клапан сейчас рванет – и сжал его крепче, выйдя за пределы своих возможностей…

На обычное переселение это не было похоже – сознание возвращалось по частям. Хотя кто знает, может, меня занесло в тело больного, который очухивается в себя после наркоза? Кто я? Где чужая память? У него амнезия?

Лежал я, кстати, на койке вполне больничного вида. И пахло тут… по-прежнему валерьянкой, но совсем чуть-чуть. Гораздо больше было ароматов йода, карболки… словом, больницы. Я напряг глаза, но они упорно не фокусировались. Но я рассмотрел белый силуэт справа.