Клиффорд Саймак - Магистраль вечности

— Я добился цели, не правда ли? Я подсказал тебе, где держать палец, или не подсказал?

Инид согласилась, вынужденно и вяло:

— Верно, подсказал…

А конструкция преображалась прямо у нее на глазах, теряя хлипкость, набирая мощь и обретая форму, хотя нельзя сказать, что эта форма и эта мощь производили сильное впечатление. Рассыпанные там и сям выросты изменились, превращаясь из поблескивающих завитушек в объекты, явно имеющие прямое отношение к этому худосочному — нет, уже не слишком худосочному — сооружению. Конепес назвал сооружение неводом, но Инид хоть режь не могла понять почему. Это даже раздражало — конструкция напоминала что угодно, только не невод. Впрочем, попытка припомнить что-нибудь, что имело бы хоть отдаленное сходство с этой штуковиной, тоже не привела ни к чему.

— Мы выступим седоками, — объявил Конепес, — полетим от планеты к планете, не затрачивая времени и не затрагивая пространства.

— Но эта штука не может выйти в космос! — всполошилась Инид. — Тут мы никак не защищены и умрем от холода или от отсутствия воздуха. И даже если она долетит, мы очутимся на неизвестной планете, в атмосфере, способной задушить нас или изжарить заживо…

— Мы решим заранее, куда именно полетим. Никаких неизвестных. Мы последуем согласно точным картам.

— Откуда могут взяться такие карты?

— Они есть издавна и издалека.

— Ты их видел? А может, они у тебя в кармане?

— Нет необходимости физически обладать ими или всматриваться в них глазами. Они есть часть моего сознания, генетическая составляющая, переданная мне предками.

— Ты говоришь о наследственной памяти?

— Именно и конечно. Я полагал, ты сумеешь догадаться. Память предков, разум и знания предков, включая знание, как соорудить невод и что для него требуется.

— И ты утверждаешь, что этот твой невод способен творить чудеса?

— Всех доступных чудес даже я не в силах исчислить. Он без труда преодолевает время, а равно…

— Время, — перебила Инид. — К этому я и веду. Я потеряла друга во времени. Правда, я знаю временные координаты, но не знаю пространственных.

— Ничего особенного, — заверил Конепес. — Задача совершенно простая.

— Но я же говорю тебе, что не знаю…

— Ты полагаешь — не знаешь. Однако вероятно, что знаешь. Все, что тебе надлежит, — переговорить с неводом. Дозволь ему заглянуть в тебя. Он способен преодолеть забывчивость.

— Как же я обращусь к нему?

— Ты с ним говорить не можешь. Зато он может говорить с тобой.

— Как я дам ему знать, что хочу, чтоб он поговорил со мной? Откуда мне знать, что я вообще способна общаться с твоим неводом?

— Ты думала на меня, хотя уверяла, что не способна, и ты думала на узел на перекрестье…

— Теперь, когда все позади, когда ты получил свой драгоценный невод, может, ты хоть скажешь, что я в сущности сделала? Там же не было никакого узла, да и пальца не было…

— Дорогая моя, — сказал Конепес, — у меня нет средств объяснить тебе. Не то чтоб я не хотел, однако слов нет. Ты пустила в ход способность, о коей не догадывалась и в наличии коей я сам не был уверен ничуть. Даже когда уговаривал тебя положить палец, не был уверен полностью, что получится. Мог лишь надеяться, но не более.

— Ну ладно, давай кончать тарабарщину. Толкового ответа от тебя все равно не дождешься. Мне очень хочется вернуться к другу, о котором я говорила, а ты ответил, что надо потолковать с этим дурацким неводом. Пожалуйста, подскажи в таком случае, с чего начать.

— Обязательно и непременно. Подскажу в надлежащий срок. Сначала, однако, есть миссия, какую следует исполнить, а уж когда миссия будет завершена… Вытянув руку, он ухватился за одну из завитушек, рассыпанных по всему неводу, и приказал: — Пригни голову и держись крепче…

И ничего не произошло. Инид подняла голову и открыла глаза. Планета была розово-пурпурной, а небо золотисто-беленым.

— Вот видишь! — торжествующе воскликнул Конепес. — Мы прибыли и никаким неприятностям не подверглись.

Инид сделала осторожный вдох — сперва совсем легкий, пробный, потом другой, поглубже. Воздух казался нормальным — она не поперхнулась, не было ни удушья, ни дурного запаха.

— Что с тобой? — осведомился Конепес. — Тебе нездоровится?

— Ничего подобного, — ответила Инид, — просто небо не бывает такого света. Откуда на небе возьмется сочная зелень? Земля окрашена неприятно, но, наверное, она все-таки может быть розовой и даже багровой, а вот зеленого неба, извини, не бывает…

Но, нравится или нет, небо действительно было зеленым. И она сама была живехонька. И даже, не исключается, все вообще было в порядке, хоть судить об этом с уверенностью она не могла, потому что до сих пор так ни в чем и не разобралась.

Конепес стал спускаться по прутьям вниз. Нижний угол невода висел над самой почвой.

— Я не задержусь, — пообещал пришелец. — Вернусь без промедления. Жди меня прямо здесь и не отдаляйся, пребывай вблизи…

Земля по-прежнему оставалась розово-пурпурной — розовая трава, деревья с фиолетовым отливом. И, невзирая на сочную окраску, земля казалась скучной, плоской до монотонности — самый неинтересный кусок суши, какой только доводилось видеть. Земля стелилась как полотно во всех направлениях до туманного горизонта, где присущие планете света — розовый, зеленый, золотистый и фиолетово-багровый — смешивались в муторный коктейль. Монотонность нарушали лишь отдельные деревья да изредка небольшие курганчики. И ничто нигде не шевелилось — ни парящей птицы, ни порхающей бабочки, пустота и уныние в самом прямом смысле.

— Что это за планета? — спросила Инид.

— Единственное ее обозначение, — ответил Конепес, — есть символ на карте. Как произнести этот символ, при всем желании не имею понятия. Возможно, для произнесения вслух символ вовсе и не предназначен.

— Как же мы попали сюда так быстро и без каких бы то ни было…

— Нас сюда транслировало, — объявил Конепес и, достигнув почвы, без колебаний молча двинулся прочь от Инид. Он шел размашисто и вприпрыжку, а рядом прыгала и скакала исполинская тень, размытая по краям: блеклое красное солнце тонуло в мареве зеленого неба и давало слишком мало света даже для образования приличной тени.

Вся планета, подумалось невольно, бездарна и аляповата, будто слеплена напоказ кем-то, кто и не слыхивал о хорошем вкусе. Инид принялась спускаться вниз, задержалась, вгляделась пристальнее. Конепес растворился в мутном мареве, она была предоставлена самой себе. Ни внизу, ни вокруг не было заметно никаких признаков жизни, кроме травы и деревьев. Гладкий равнинный простор да отдельные курганчики.