Виктор Малашенков - Бутылка для Джинна

– Так бы сразу. Сколько времени потеряли! – он достал трубку и набрал код полиции. – Бобби, ты еще на месте? Прекрасно. Снаряди в физический пару своих ребят. Да, да, за этим мерзавцем… Нет, не признается. Ладно, не шуми, – зарычал он, – тебе нужны свидетели? Будут свидетели, столько, сколько нужно. Все. Я жду.

Я все понял. Сценарий простой, даже слишком. Они ничего от нас не добились! Анна была права. Но, не добившись, они пошли по другому пути, не мытьем, так катаньем. Мне предстоит долгое следствие, а Анне, скорее всего – изоляция от работы. Главное – это чтобы они ее не трогали.

– Пошли, – скомандовал шериф, – теперь вы у меня запоете по-другому! Мы не двинулись с места. Казалось, что шериф бросится на нас с кулаками, но Петерсон удержал его.

– Не надо лишнего шума, Никуда они не денутся. Господа, вы же понимаете, что вам все равно придется идти. Так к чему же демонстрация? Анна, с завтрашнего дня вы можете на работу не выходить, вашим проектом займусь лично я, – он улыбнулся, – и можете не переживать за него. Все будет так, как и должно быть.

Анна вскочила и, не удержавшись, выпалила:

– Я не сомневалась, что вы найдете способ провалить проект. От вас можно было ожидать любой подлости, даже такой! – нервы ее не выдержали и она разрыдалась. Видимо, слишком велико было напряжение.

– Я мог бы подать на вас в суд за оскорбление, – Петерсон снова ощерился своей улыбкой, – но вам хватит и того, что уже есть. Вставайте, кретин, – это он уже мне, – спектакль окончен.

Я встал, а что мне оставалось делать? Сейчас самое главное – не потерять выдержку. Я встретился взглядом с Анной. Она была в отчаянии. Пришлось сделать вид, что мне все происходящее почти безразлично. Я даже пожал плечами, показывая, что это недоразумение. Мы вышли из кабинета, шериф следовал за нами. На повороте я схватил ее руку и пожал в знак благодарности. Она слабо ответила.

На выходе из блока нас уже ожидали четверо дюжих полицейских, как будто мы особо опасные преступники. Я прошелся взглядом по их глазам и успокоился, хоть эти нормальные.

Проходя по коридорам, мы сталкивались с людьми, с любопытством провожавшими нас взглядами. Попадались и знакомые, это значит, что уже сегодня вся станция будет знать о моем аресте. Особых симпатий к себе я еще снискать не успел, поэтому, узнав, в чем меня обвиняют, все они с удовольствием поверят в эти сказки и практически вся станция ополчится против меня. «Ну и пусть», – со злом подумал я, – «вы все не стоите и мизинца моей Анны».

В таком настроении мы и прибыли в полицейский участок. Меня сразу же отделили от Анны и провели в одну из «клеток». На входе в нее я был тщательно обыскан и, в конце концов, дверь за мной захлопнулась. Не знаю, были ли соблюдены формальности, я попал в такое учреждение только второй раз, причем в первый раз дежурный держался со мной явно неофициально.

Очевидно, они занялись сейчас допросом Анны, пытаясь добиться от нее компрометирующих меня показаний. Ах, как я жалел, что впутал ее в эту грязную историю, и спрашивал неизвестно кого, почему именно ее. За такими мучительными раздумьями и застал меня начальник полиции, лично пришедший познакомиться со мной, так сказать, в неофициальной обстановке.

– Здравствуйте, молодой человек. Меня зовут Боб Райз, я начальник местной полиции. Я хочу вас предупредить, что вы задержаны по обвинению в воровстве. В наших условиях можете прибавить – с отягчающими обстоятельствами. Вы имеете право на адвоката. Но хочу предупредить, что стоимость услуг адвоката на станции стоит очень дорого, поэтому многие из осужденных не пользовались услугами адвоката, а подавали на пересмотр дела уже на Земле, – он улыбнулся. – Правда, пока еще ни один из приговоров, вынесенных здесь, не отменялся. Поэтому решать по поводу защиты вам, никто в это вмешиваться не будет. Меня этот процесс будет волновать только по одному поводу – здесь, по свидетельству шерифа, замешан наш сотрудник, якобы помогавший вам и скрывший факт вашего задержания. Если этот факт подтвердится, то неприятности будут и у меня. Я всегда относился к Джону с симпатией, поэтому мне очень не хотелось бы доставить ему неприятности. У вас есть ко мне вопросы? – было заметно, что неприязни ко мне он не испытывал, поэтому я не стал ничем возмущаться, а просто спросил:

– Скажите, сэр, что я могу делать в этой камере? Книги здесь есть, если нельзя компьютер? И как насчет свиданий?

– Нет, молодой человек, никакой информации во время следствия извне вы получать не должны, поэтому, увы, ваше дело сейчас отвечать на наши вопросы и ждать суда.

– На чье имя я могу написать жалобу? – спросил я, не надеясь на положительный ответ.

– На имя прокурора, но это бесполезно, ведь это он подписал ордер на арест.

– А я могу выразить недоверие прокурору? – не унимался я, стараясь найти хоть какую-нибудь зацепку.

– Это вы можете сделать только на суде, да и то, если у вас есть на это основание, – в глазах полицейского мелькнуло сочувствие. – Я посоветовал бы вам успокоиться, отдохнуть и, извините за банальность, ничего не скрывать от следствия. Это пойдет вам на пользу.

– А что сталось с Джоном?

– Пока он отстранен от работы до окончания суда, – он попрощался и вышел.

Я снова остался один. Новости для меня были очень плохие. Шериф все правильно рассчитал. Полная изоляция на неизвестное время. Сколько же это протянется? Месяц, два, полгода или больше? Не сойти бы с ума за это время. Да уж. Все что ни делается, делается к лучшему!

Глава VI

Человек – существо общественное. Родившись среди людей, он всю жизнь тянется к ним, сам не сознавая причины, не подозревая, что это качество заложено в нем самой природой. Человек поносит общество последними словами, борется против его устоев, но не понимает, что прожить без него он не сможет. Люди собираются в кучки, образуя новые сообщества, противостоящие существующим, и пытаются создать новую модель того же самого общества, так как строительный материал тот же. Каждая страна строит свою собственную модель, считает ее наилучшей и также уподобляется человеку со своим характером, темпераментом и скрытыми недостатками. Чем больше национальностей в государстве, тем противоречивее и неустойчивее ее характер. Чем выше его нестабильность, тем выше темперамент, стремление к внешнему проявлению.

Так ведет себя и человек. Чем больше он чувствует за собой недостатков, тем выше его реакционная способность, так как эти же недостатки он активно ищет в других и, находя, клеймит их всеми правдами и неправдами. Попадая в неприятные ситуации, он не ищет причину в себе, а старается переложить вину на других, а чаще всего – на общество. Так и получается, что ругаем свое отражение, без которого жить не можем. Заводя пружину до отказа с помощью своих недостатков, мы оказываемся в ситуации, которой физически не должно существовать – находясь среди множества людей, мы оказываемся одинокими.