Майкл Муркок - Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики
Аскийоль глубоко вздохнул и задумчиво произнес:
— Благодарю вас, Лорд Морден. По-видимому, вы сделали всё, что в силах человеческих.
Мордену казалось, что голос Аскийоля, как и облик, порождал какие-то внутренние, отдаленные волны-отголоски, прокатывающиеся мимо и позади него.
— Какие меры прикажете принять в отношении неподчинившихся?
— Я совещался с остальными членами Совета Галактики, и мы пришли к решению, которое представим на ваше утверждение.
— В чем оно состоит?
— Если называть вещи своими именами, в том, чтобы объявить закон о чрезвычайном положении утратившим силу и аннулировать его, коль скоро главная опасность миновала.
Вся история человечества должна бы удержать вас от силовых решений. Наделяя меня и себя диктаторскими полномочиями, вы тем самым допускаете их сохранение и тогда, когда перестали действовать обстоятельства, заставившие к ним обратиться. А ведь мы не прибегали ни к чему похожему на принуждение или силу уже несколько веков!
— Аскийоль, сейчас нет времени для дебатов!
Аскийоль помедлил. Да, сейчас важнее всего выжить...
— Что ж, ладно. Воспользуйтесь своими полномочиями, заставьте неподчинившихся выполнять приказы, но только если вы уверены, что не допускаете злоупотреблений властью, ибо это не укрепит нас, а ослабит.
— Известное дело. Спасибо.
Аскийоль, подавленный и обеспокоенный, наблюдал, как флот перестраивается в громадную сферу, в центре которой находился его видавший виды корабль — ядро в невиданно толстой скорлупе.
11
Адам Роффрей был психопатом, бунтарем против всего и вся, ненавистником государства и порядка.
Он мрачно наблюдал, как вокруг перестраивается рой кораблей, но сам не касался пульта и не отвечал на загорающиеся на экране сигналы. Массивная голова, казавшаяся еще больше в обрамлении густой черной бороды и нечесаных волос, была упрямо и дерзко вздернута. Он принципиально отказывался стронуться с места и знал: он в своем праве.
Ему не раз удавалось обходить либеральные законы своей галактики, поскольку гражданские права были разнообразны и запутанны. Его, свободного гражданина, не могли заставить участвовать в войне, даже в контакт с ним власти могли вступать лишь с его разрешения. Вот он и не сдавал позиций, и плевать хотел на настойчивые звонки.
Когда же без всякого разрешения на его лазерном экране появилась полицейская физиономия Лорда Мордена, Роффрей лишь саркастически улыбнулся. И сказал вроде бы беспечно — он всегда так говорил, независимо от серьезности заявления:
— Пустой номер, Морден. На победу нечего и надеяться. У противника фантастическое численное превосходство. Ваш Аскийоль вынуждает человечество совершить самоубийство. Будем голосовать?
— Нет, — отрезал Морден. — Не будем. На период чрезвычайного положения действие всех гражданских свобод может при необходимости приостанавливаться. Вам остается лишь подчиниться решению Аскийоля и Совета Галактики. Аскийоль лучше знает, что делать.
— Аскийоль не знает, что лучше делать мне. Единственная лошадка, на которую я когда-либо ставил, — это я сам, зарубите себе на носу!
Лорд Морден взглянул на ухмылявшегося с лазерного экрана чернобородого гиганта и нахмурился:
— Роффрей, флот не покинет ни один человек! Во-первых, это слишком опасно, во-вторых, если мы хотим выжить, нам следует сохранять сплоченность и организованность...
Последние его слова адресовались уже пустому экрану. Морден развернулся вместе с креслом и крикнул проходившему офицеру:
— Наружное охранение — в боевую готовность! Возможна попытка отлета. Пресечь ее!
— Какими средствами, Лорд Морден?
— Силой, если другого выхода не останется, — ответил Морден, чем до глубины души потряс офицера, никогда за всю свою службу не получавшего подобного приказа.
Адам Роффрей всю жизнь был антиобщественным элементом.
Его образ жизни не вписывался в рамки закона, и сейчас он отнюдь не собирался уступать требованиям общества. Не флот это, а жалкие щепки, считал он, и нечего здесь ошиваться. Ему претила дисциплина, обязательная в сложных космических сражениях; ему претило, что странные противники человечества одержат победу; ему претил сам факт его личного участия. Не в его это характере — личное участие.
Так что он отключил энергетическую блокировку антинейтронного орудия и приготовился к запуску. Но стоило ему немного отдалиться от флота, вдогонку за ним рванулись несколько канонерок ГП, поднятых по тревоге Морденом.
Роффрей поскреб заросший подбородок, почесал заросший лоб, потянулся заросшей рукой к кнопке «форсаж». И на полной мощности — ходу от догонявших кораблей, от флота, в неведомое пространство неведомой вселенной.
Он был готов воспользоваться и этим ничтожным шансом, лишь бы никто не покушался на его драгоценную свободу.
А вот диковинный его корабль — на первый взгляд неуклюжая старая громадина, космический баркас, прикидывающийся торговым кораблем, но оснащенный, как линкор, — не мог оторваться от кораблей ГП на длинной дистанции. Те уже догоняли его.
Что-то бурча себе под нос, Роффрей задумался.
Был, конечно, верный способ уйти от сиюминутной опасности, а заодно и от вражеской угрозы: на экранах уже можно было различить сферические корабли гигантской вражеской эскадры, направлявшейся из космических глубин к флоту, который покинул Роффрей.
Но хотя ему уже приходил в голову этот способ — много раньше и в иных обстоятельствах, — воспользоваться им было в высшей степени небезопасно.
Пугало единственное — воспользуйся он им, и впредь ему не увидеть ни единого человека.
А решиться на что-нибудь следовало немедленно.
Его корабль, как и все остальные в громадном космическом караване, был оборудован блоком интерконтинуального перемещения, позволявшим проходить сквозь измерения. Он давно позаботился узнать все что смог о многомерном пространстве и о том, что там находится. И внезапно он понял, куда ему нужно.
Мысль эта вынашивалась в глубинах этого мятежного сознания годами. Теперь Роффрею хотелось лишь, чтобы его вынудили ею воспользоваться.
Корабли ГП были уже близко, в динамике ревел их предупредительный сигнал. Он пробежался по клавишам компьютера, не спуская глаз с надвигающихся хищных силуэтов.
ГП подлетали все ближе, а оба построившихся в боевые порядки флота остались далеко позади. Он видел там слабые всплески странных огней на экране. Ему стало не по себе, он с удивлением отметил, что к испытываемому им удовлетворению примешивается чувство вины — он оставил поле битвы. Трусом Роффрей не был, просто у него дело поважнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});