Антон Дубинин - Поход семерых

Маленький старичок сгорбился у пустого прилавка. Плечи его тряслись. Аллен бодро прошел мимо, но уже через несколько шагов явственно понял — что-то не так, и обернулся. Да, старичок в самом деле плакал, но так тихо и безнадежно, как плачут только от полного отчаяния.

— Дедушка, эй… что случилось? — Аллен тронул его за плечо, старичок резко вскинул голову. — Я могу чем-нибудь помочь?

Тот покачал головой.

— Да чем тут поможешь, сынок… Деньги у меня вытащили… Жить теперь не на что…

— Вот гады, — с чувством высказался Аллен, чувствуя, как уши его заливает жаром. — И что же… теперь не поймаешь?

— Какое там. — Старик даже усмехнулся. — Это ж рынок. Ищи теперь… стаявший снег. Да брось, сынок. Пойду я. Развесил тут сопли, понимаешь… Жалко, что и помочь-то некому, один я…

— А… сколько денег? — глупо спросил Аллен.

— Да… сколько было, все пропало. Триста. Спасибо, сынок, что заботишься, а то ведь и не подойдет никто… Пьян, думают, дед, туда и дорога…

Лицо Аллена залила горячая краска. Обдирая костяшки о тугой карман джинсов, он выворотил на свет божий все свои сбережения, сунул деду в руку сотенную бумажку. Рука была скрюченная, с синими веревками жил. Старая рука.

— Вот… немножко. Я… это… пошел.

Старик попытался было что-то сказать, на лице его отразились такие изумление и благодарность, что Аллен просто физически отшатнулся, наступил кому-то на ногу и, не извинившись, ринулся прочь. Щеки его горели, и он еще не отошел настолько далеко, чтобы понять причину жара. Очнулся он в рыбном ряду, поскользнулся на чешуе и окончательно пришел в себя. В руке что-то было: он взглянул — это были деньги. Сто пятьдесят марок.

Тут он и понял все, что произошло, и, увидев себя со стороны, ответил на вопрос — отчего так горит лицо. От стыда. От стыда. Как он торопливо отделял одну купюру от других, как комочком засовывал ее в стариковскую ладонь.

«Эй, не желает ли кто приобрести честь? Есть одна дешевая, честь некоего Аллена Персиваля Августина. Сто марок — все удовольствие».

Аллен развернулся и поспешил прочь, огибая заваленные рыбой столы. Побежал обратно.

«А что, если его там нет? Что ты будешь делать тогда?» — «Не знаю. Отдам эти деньги нищему». — «Почему же именно этот старик? Он что, самый бедный и несчастный на свете? Ты ведь знаешь, что нужно найти именно его. Почему?» — «Я не знаю. Это так было подстроено». — «Ха-ха, кем?» — «Я не знаю. Я провалил экзамен. Господи, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне пересдачу…»

Слава Богу, он все еще стоял у пустого прилавка. Смотрел на сотенную бумажку в своей руке. В остальном даже поза его не изменилась. Сердце Аллена ухнуло.

— Вы еще здесь… Как хорошо.

Старичок уставился на него как на привидение. Стараясь не разреветься от облегчения («Спасибо… Спасибо, Господи, что позволил мне…»), он подошел и положил деду в руку все, что принес. Руку он отдернуть не успел, а напрасно — дед вдруг схватил ее, и Аллен не сразу понял, что тот собирается сделать — пожать, что ли? — но он ее поцеловал. Аллен отдернул руку как ужаленный и пролопотал что-то невнятное: «Да вы что… Все будет хорошо…» После чего понял, что немедленно, сейчас же должен раствориться в толпе. Что он и сделал без особого труда.

— Аллен, ты на рынок ходил?

— Ну… да, — максимально беззаботно ответил младший брат старшему и попытался насвистывать какую-то песенку.

— Купил что-нибудь?

— Да… так, ничего. Просто посмотрел.

— Слушай, сколько у тебя денег осталось? Мы тут решили сложить все в общую кассу. Чтобы не было каких-нибудь единоличных покупок вроде того твоего вина. Хорошо, что ты не успел закупить сувенирчиков — а то я знаю твои способности…

«Ох, не знаешь ты моих способностей, — подумал Аллен отчаянно, — но сейчас узнаешь — и меня убьешь. Прощай, милый братик, мне пришел конец».

— Ты знаешь, у меня… больше нету денег.

— Где твои деньги?!.

— Украли, — быстро соврал Аллен, отводя взгляд, и тут же, вспомнив обет, поправился: — То есть неправда. Я их сам отдал.

— Кому?!

— Одному… человеку. Ну, такому старичку. Которого ограбили.

Аллен и не заметил, что на их спор собралась вся компания, и теперь все пристально наблюдают за ними, глядя серьезными глазами.

— Какой еще… старичок?

— Ну не знаю. — Беззаботный тон выродился в идиотский. — Старенький такой. Я его не видел раньше никогда. Он там плакал.

— То есть ты хочешь сказать, что от твоих трехсот марок ничего не осталось? — подала голос Мария. — И от твоего билета на острова, стало быть, тоже? А ты знаешь, знаменитый благотворитель, спаситель старичков, сколько у нас всего денег? Может, пойдем тоже милостыню попросим?..

— Мария… — Йосеф предостерегающе тронул ее за рукав…

Наконец через полчаса бурное обсуждение вопроса стало сходить на нет. Аллен отдал в общую кассу, доверенную Марии, несколько бумажных марок и пригоршню мелочи. Поступок его заслужил самые разные отзывы, только один Йосеф воздержался от обсуждения, выразившись коротко: «Сделано что сделано, и Господь наш это оценит. Говорить тут не о чем». Прения были прекращены командирским решением Роберта, который никогда не ругался о том, чего не исправишь; и Аллен, чувствуя себя изгоем, отошел в сторонку и растянулся на траве. Все это время он спрашивал у своего сердца, правильно ли он поступил, но не получил иного ответа, кроме чувства «успешной пересдачи», на краткий миг посетившего его на рынке. Сейчас голова его была совершенно пуста.

Рядом на травку присела Клара.

— Эй… Ты как?

— Да нормально. Может, мне теперь ничего не есть? Как ты считаешь?.. Я серьезно…

Но Клара не ответила, она думала о чем-то своем, и на лице ее лежала тень.

— Клара… Клара! Ты обиделась? О чем ты думаешь?..

— Обиделась? За что бы это? Нет, ты что… Я грущу, потому что мне кажется — я бы так не смогла. Не смогла бы, конечно.

— Ох, мне тоже так казалось про себя, — честно признался ей друг. — Знаешь, что я понял важное? Никогда не знаешь, что ты можешь делать, пока не сделаешь. Иначе получается… Как учебник по теоретическому плаванию. Без воды. Нет, а ты точно не считаешь, что я подлец?..

Дела Йосефа в городе сложились как нельзя более удачно. Они прекрасно поговорили с отцом Паулом, настоятелем (и единственным священником) в храме Архангела Михаила, и вечером должно было состояться отпевание всех безвинно погибших в Файтских пещерах. С одним лишь условием — утомленный одиночеством отец Паул хотел, чтобы Йосеф ему сослужил также и на мессе. Оказывается, они кончали в свое время одну и ту же семинарию в столице, только Паул ее окончил лет на десять раньше, так что им нашлось о чем поговорить. Йосеф, конечно же, ему не отказал, и к вечеру вся компания за исключением «стража палаток» Роберта отправилась в Монт-Файт. На улицах Аллен то и дело оглядывался, боясь увидеть того старичка, вернее, быть увиденным тем старичком; но «пересдача», кажется, завершилась полностью, и опасная встреча, по счастью, не состоялась.