Эдмунд Купер - Последний континент

- Последним наказом Кимрисо, моей матери, было следовать своему долгу, куда бы он ни привел. Готфреду, божественному шутнику, угодно, чтобы я вошел в Пристанище Мертвых. Его позабавит, если я спасу того, кого презираю. И ты, Мирлена, будешь сопровождать меня. Скажи своим друзьям, что скоро мы отправимся на поиски этого человека. Скажи им также, что ты и я любим друг друга и не стыдимся этого.

Мирлена смотрела на него, широко открыв глаза. Ей нечего было ответить ему. Кимри сказал то, о чем она боялась подумать. Она ощущала гордость и страх. Она понимала, что сейчас решается ее судьба.

Мирлена собралась с мыслями и что-то быстро сказала Рудлану и Гарлу.

Выслушав ее, Рудлан встал и протянул руку Кимри. Рука дрожала. Он впервые прикасался к белому человеку.

Гарл Сиборг не смог заставить себя сделать то же самое и покраснел от стыда.

29

Тимон Харланд, президент Марса, сидел в своем кабинете на двадцатом этаже Дворца республики. За окном он видел привычные городские крыши, голубую воду дальних водохранилищ и острые пики Красного хребта, все еще не изъеденные атмосферой. Он пытался, впрочем, без особого успеха, ни о чем не думать. И все же мысль о том, что ему придется убить человека, не покидала его.

Тимону Харланду было немало лет и на душе у него было тяжело. Он слишком долго занимал свой высокий пост, на который был выдвинут благодаря своей близости к Гондомару Кастрилю, Первому секретарю ванеистской партии. Кастрилю нужен был символ прогресса и гуманизма, а Тимон Харланд как раз и был таким символом.

Странно, думал президент, что много, много лет назад они с Кастрилем были друзьями, юными идеалистами с единой целью. По складу характера Тимон считался мыслителем и теоретиком, а Гондомар Кастриль человеком действия, практиком. Он с готовностью предоставлял Тимону право разрабатывать планы и программы, сосредоточив все свои силы и способности на завоевании власти, чтобы с ее помощью осуществить благородные и гуманные идеи Тимона. Соратники называли их йогом и комиссаром.

Но все это было давно. Теперь даже самые влиятельные телекомментаторы и независимые члены Конгресса - их осталось только семеро - не могли бы назвать их так даже в шутку. Это было слишком опасно.

С годами Кастриль стал жестче, а Тимон мягче. Достигнув политической власти, Кастриль перестал интересоваться идеями и теориями. Он жаждал власти и получил ее. Но ему необходима была моральная цельность и безупречная репутация, которых добился Тимон Харланд, не думая о них, в то самое время, когда Кастриль добивался власти, полной и безраздельной.

И вот неискушенный в политике Тимон превратился в символ власти, а Кастриль, вечно окруженный палачами своего политического отдела, захватил абсолютную власть, удерживая ее древними методами террора и репрессий. Теперь Тимон Харланд понял, как это произошло. Жег что ему не удалось все предвидеть. Стольких несчастий удалось-бы избежать, столько жизней спасти.

Все дело было в том, что в юности Тимон слишком много думал и мало чувствовал. Его наивность не знала предела. Он верил всем и каждому, а больше всех своему другу Кастрилю. Если тот заявлял с подобающей печалью, что очередной товарищ оказался предателем, замышлявшим преступление против государства, Харланд огорчался и с грустью думал о потерях, неизбежных в политике.

Харланд был наивен до глупости, и Кастриль довел свое коварство до совершенства. Он изолировал своего бывшего друга, окружив его шпионами. Сначала изоляция была незаметной, и долгие годы президент не подозревал, что к нему не допускают его старых товарищей. Если он устраивал прием и приглашал на него кого-нибудь, кто считался Кастрилем нежелательным, то получал вежливый отказ и извинение, или приглашенный ссылался на болезнь, а иногда такого человека подстерегал несчастный случай. В случаях, когда ему надо было позвонить кому-нибудь из политически неблагонадежных, того невозможно было застать дома, или телефон оказывался испорченным, или собеседник был вынужден говорить с президентом под диктовку клевретов первого секретаря.

Согласно конституции, все члены конгресса могли потребовать аудиенции у президента по вопросам чрезвычайной важности. Два независимых конгрессмена воспользовались этой привилегией и попытались предупредить Харланда о том, чем занимается Кастриль. Это было еще в то время, когда президент верил Первому секретарю. Оба конгрессмена погибли. Не сразу, через неделю или две, конечно, и совершенно случайно. Урок был усвоен всеми, кроме президента.

Долгое время президент Харланд верил, что агенты тайной полиции, окружавшие его, занимаются только охраной его от всевозможных сумасшедших, любопытных и назойливых сограждан. Но теперь-то он знал, что тайная полиция выступала в роли его тюремщиков. Они следили за каждым его шагом, за каждым человеком, с которым он обменивался хотя бы словом, контролировали каждое его появление на публике. Они составляли элиту службы безопасности, подчиненной Гондомару Кастрилю, единственной задачей которой было непрерывное наблюдение за единственным свободным политическим заключенным республики, ее президентом.

Тимон Харланд никогда не интересовался женщинами и не был женат. Теперь он жалел об этом, ведь жена могла бы однажды, в тиши спальни, открыть ему глаза на то, что происходит на планете. Но случилось так, что именно в своей спальне президенту Харланду впервые открылась истина, когда он держал на руках умирающего от ран человека и слушал, что тот говорил слабеющим голосом, в то время, как семеро других мятежников своей жизнью заплатили за эти драгоценные несколько минут.

Когда сотрудники службы безопасности ворвались, наконец, в комнату, они обнаружили мертвое тело, распростертое на полу, и президента в полубессознательном состоянии. Ему еще хватило сил солгать, что нападавший не успел ничего сказать или сделать, но когда на место прибыл сам Кастриль и взглянул на президента, оба они поняли, что тайна раскрыта.

После "попытки покушения" Кастриль приказал удвоить президентскую охрану. И тогда же президент Харланд пришел к выводу, что его долг уничтожить Гондомара Кастриля, в прошлом его друга, а ныне Первого секретаря ванеистской партии.

Он не мог уничтожить его политическими средствами, ибо Гондомар был слишком хитер и ловок. Оставался только один путь, путь физического уничтожения. Мысль об этом называла у Тимона тошноту. Ему всегда претило все грубое и вещественное. Возможно, именно поэтому он и пал жертвой обмана и был так долго игрушкой в руках деспота.

К днищу третьего ящика письменного стола президента липкой лентой был прикреплен миниатюрный лазерный пистолет. Тимону Харланду потребовалось немало времени и изобретательности, чтобы пронести его во дворец. Каждый раз при входе в кабинет его подвергали электронному просвечиванию на случай, как заверил его Кастриль, если кто-нибудь попытается скрыть в его одежде подслушивающее устройство. Но к тому времени Харланд уже знал, что проверяют прежде всего его самого. Кастриль обладал правом беспрепятственно входить в кабинет президента, и он всегда приходил вооруженным. Харланд часто думал, что если бы Кастриль задумал инсценировать его "самоубийство", лучшим местом для этого был бы его кабинет.