Зиновий Юрьев - Дарю вам память (С иллюстрациями)

К их дому, подле которого они сидели, неслышно скользнули два круглых, похожих на сложенные вдвое тарелки существа, мягко опустились на землю и вытянулись в маленьких массивных гибридов — нечто среднее между пингвинами и сусликами.

— Здравствуйте, — сказали гибриды.

— Здравствуйте, — сказала Надя, и Сережа заметил, как она быстро превратила ладонь в зеркало и украдкой бросила на него взгляд.

— Добрый день, — сказал Сережа. — Как прикажете вас называть?

— Как хотите, — сказал один из гибридов, который больше походил на пингвина.

— Отлично, вы будете Пингвином, а вы — Сусликом. 0 кэй?

— О’кэй! — закивали оххры.

— Чем можем служить? — Фраза была старинная, и Сережа гордился ею.

— Мы хотели спросить вас, — пискнул Суслик, — о ваших чувствах. Мы давно слушаем ваши беседы…

— Каким образом?

— В вашем доме живет кошка Мурка.

— Ну и что?

— Она и транслирует на весь Оххр ваши разговоры.

— Это просто безобразие! — вспыхнула Надя.

— Но почему же? — спросил Пингвин. — Разве вы скрываете свои чувства?

— Но мы думали, что мы одни, — пробормотал Сергей.

— Значит, у вас есть разные чувства для узкого круга и для широкой публики? — спросил Суслик и уставился на Сергея маленькими, как бусинки, черными глазками.

— Пожалуй, не совсем так. Чувства, наверное, одни, но мы не привыкли выставлять некоторые чувства напоказ.

Только не Надя, подумал при этом Сергей. Она-то уж особенно не стесняется.

— Скажите, а как называются те чувства, что вы испытываете друг к другу? — спросил Суслик, и Сергей улыбнулся: Суслик был чем-то похож на соседского Шурика, когда тот начинал мучить Сергея вопросами.

— С моей стороны по отношению к Наде это, безусловно, любовь…

— Сережка, — сказала Надя, — как ты можешь?

— А почему я не должен мочь? Я же тебя люблю? Люблю.

— Ну чего ты заладил: люблю, люблю!

— Ты меня можешь не любить, это дело твое, но любить тебя мне ты запретить не можешь, и по мне, так весь Оххр может это знать и даже вся Вселенная.

— Скажите, — спросил Пингвин, — а в чем смысл вашей любви? Что это такое?

— Это, — засмеялся Сергей, — очень трудный вопрос.

— Но почему? Наверное, это очень редкое на вашей Земле чувство?

— Вовсе нет. Наоборот, любят миллионы. И все-таки определить его пока никому еще точно не удалось…

— Почему это — не удалось? — подозрительно спросила Надя.

— А это вот: «Любовь, как радуга над полем?»

— Это Эдита Пьеха поет, — сказал Сергей. — Кроме Пьехи, о любви говорили, писали и пели многие, от Гомера до Большой советской энциклопедии. Вы простите, товарищи, что я говорю так непонятно…

— Но что же, по-вашему, главное в этом странном чувстве, которое знакомо многим и которое невозможно точно определить? — спросил Пингвин.

— Нежность…

— Нежность? А что это такое?

— Вот видите… Я смотрел Большую советскую энциклопедию, Малую, Медицинскую, старую энциклопедию Брокгауза и Ефрона и нигде не мог найти точное определение.

— А зачем ты искал? — подозрительно спросила Надя.

— Хотел поставить мои чувства к тебе на научную основу.

— Дурак!

— Скажите, значит, для того чтобы двое испытывали эту вашу любовь друг к другу, один из них должен быть дураком?

— Это почему же?

— Потому что Надя только что назвала вас так.

— Это она пошутила. Вообще-то у нас принято считать, что любовью не шутят.

— Мы ничего не поняли, мы не понимаем ваших шуток, — жалобно сказал Суслик и беспомощно развел лапками.

— «Любовь нечаянно нагрянет, — сказала Надя, — когда ее совсем не ждешь, и каждый вечер сразу станет удивительно хорош…»

— Но на Оххре нет вечеров, — еще печальнее сказал Суслик.

— Понимаете, о любви очень трудно говорить…

— Это правда, — обрадовалась Надя, — даже в песне поется: «О любви не говори, о ней все сказано, сердце, полное любви, молчать обязано».

— Это же у нас, Надь, — укоризненно сказал Сергей. — Здесь о ней еще ничего не сказано. Я думаю, лучше всего сформулировать любовь так: стараться сделать для того, кого любишь, все, чтобы сделать его счастливым. Ты согласна, Надюшенька?

— Я не знаю, — сказала Надя, — я еще никого не любила. Просто так — может быть… А любить — не любила… Ты не обижайся, Сережа. Я ведь тебя очень уважаю. И благодарна за все, ты только не обижайся.

— Я не обижаюсь, — бодро сказал Сережа и поправил машинально давно не существующие очки на носу. — Ты еще меня полюбишь.

— Это очень красивое чувство, так, как вы его описываете, — сказал Пингвин, — и оно нас очень интересует. Но даже если и не иметь точного определения, возникает вопрос: кого любить и как полюбить? Вы можете объяснить, почему вы полюбили именно это существо, по имени Надя, а не другое? Возможно, Надя лучше всех?

— Ну как вы можете? — с притворным негодованием вскричала Надя.

— Конечно, Надя лучше всех в Приозерном. Да что там Приозерный! В мире, во Вселенной! Вы только посмотрите на эти глаза, эти волосы…

— Сережа, прекрати!

— Мы с вами согласны, — важно кивнул Суслик, внимательно рассматривая Надю, — это, наверное, действительно лучшая землянка. Но тогда ее должны любить все? А те, кто хуже, лишены любви?

— Надя — самая лучшая только для меня! — пылко сказал Сергей.

— Вот и ничего подобного! — Надя вдруг выставила язык. — Мне и Вадим говорил, что я особенная, и Коля…

— Это еще какой Коля?

— Что в волейбол как бог играет.

— Ну уж как бог… Простите, мы все время отвлекаемся.

— Нет, нет, пожалуйста, это очень интересно, мы изучаем вас. Мы просим разрешения остаться здесь, около вас. Мы хотим понять, как можно полюбить и кого, потому что это очень интересное чувство. Оно совершенно нелогично, и нам необыкновенно трудно уловить его нюансы.

— А вы из чьей группы? — спросил Сергей. — А то если вы из группы Татьяны Владимировны, Она такой крик подымет…

— Нет, мы из группы Александра Яковлевича.

— А он вас не хватится?

— Нет.

— Ну хорошо, оставайтесь, все равно нам группы не выделили…

— Друзья мои, — сказал Александр Яковлевич группе оххров, сидевших перед ним, — мне хотелось бы поговорить с вами по душам. Вы просили нас помочь — мы согласились. Но как? Я не могу, подобно уважаемой Татьяне Владимировне, навязывать вам свою волю. Я вовсе не убежден, что обладаю для этого моральным правом. Мне хотелось бы, чтобы я мог донести до вас хотя бы частицу нашей земной мудрости.