Роберт Шекли - «Если», 1992 № 04

— Он сообщил тебе что-нибудь?

— Конечно же, нет, — пренебрежительно скривился Рон. — Я и не ожидал услышать от него что-то путное. Он горел желанием помочь и хотел осмотреть лаборатории…

— Послушай, — вспомнил вдруг Клиффорд. — Кажется, ты говорил мне сегодня утром по телефону о каких-то ваших успехах?

— Наверное, я говорил о К-39, — сообщил Рон. — Успех — это слишком сильно сказано, но кое-какое движение есть, — он на секунду расслабился. — Это уже известный тебе кризомицетин.

— Кризомицетин? Но я сам пробовал этот препарат, и от него было не больше толку, чем от пантомицина…

— Ты знаком с нашим биохимиком Вилли Джеззардом? — перебил его Рон. — Ну так вот, примерно год назад он сказал мне, что собирается синтезировать серию производных от кризомицетина — в десять раз большую, чем от пенициллина. Но это было безумно дорого, и нам пришлось прикрыть эту работу, пока не разразилась эпидемия Чумы. Теперь я дал ему карт-бланш и неограниченное финансирование. И он делает успехи. Господи, если бы я послушался его год назад! Может быть, Лейла была бы сейчас жива!

— Перестань! — проскрежетал Клиффорд, привстав с кресла.

С минуту они напряженно смотрели друг другу в глаза, потом Рон тяжело вздохнул.

— Знаю, — пробормотал он. — И о том, что слезами горю не поможешь, и о том, что после драки кулаками не машут… Забудь об этом. Я понимаю: некогда скулить, тем более сейчас, когда мы добились все же кое-каких результатов. К-39 имеет тридцатипроцентный тормозящий эффект, который держится четыре-пять дней.

Клиффорд присвистнул.

— Тогда почему…

— Почему мы об этом никому не сообщили? Подумай, дружище. Почти три месяца мы провозились с этой Bacterium mutabile и до сих пор не смогли зафиксировать повторную фазу ее адаптивного цикла. Господи, это все равно, что делить иррациональную дробь! — он выпустил облако дыма. — Этот микроб воистину оказался крепким орешком. Известно ли тебе, что он может жить в среде, на девяносто пять процентов состоящей из его же собственных экскрементов? В своем развитии он проходит через короткую вирусную фазу, когда он представляет собой простой ген; есть у него также три больших вирусных фазы и несметное число бактериозных фаз. И есть еще фаза псевдоспоры, в которую он может переходить из любой другой. Находясь в этой фазе, он занят — представь себе — почкованием, и при этом у больного отсутствуют какие бы то ни было симптомы! И к тому же…

— Я знаю, вам трудно, — мягко перебил его Клиффорд.

— Вот потому-то мы не спешим обнародовать результаты своей работы. Ибо в данный момент мы можем сказать только то, что микроб легко адаптируется буквально ко всему. На ранних стадиях исследования мы кормили его сульфамидами. Теперь он съедает пинту на завтрак и смеется над нами! Одно время нас сильно обнадежил антитоксин скарлатины: девять поколений погибло, но десятое устояло!

— И это все тот же микроб, а не лабораторная мутация?

— Черт возьми, да он сам по себе — мутация! В каждом поколении! Это молекула, в которой закодированы основные ее признаки, но которая может маскироваться и принимать любые формы. Она устойчива почти к любым ядам, способным погубить пациента. Мы можем нейтрализовать ее с помощью краски — ты, наверное, знаешь об этом. Оранжевый цвет свидетельствует о необратимых изменениях в молекуле — можно считать ее нейтрализованной. Но дело в том, что краска нейтрализует также гемоглобин и еще шесть жизненно важных ферментов. А Вилли Джеззарду удалось сделать вот что: он каким-то образом заместил левую группу радикалов молекулы правой и… Черт, да что я взялся тебе рассказывать! Давай спустимся в лабораторию, и ты услышишь все из первых уст. Они были страшно недовольны визитом Боргама, но ты — совсем другое дело!

Модернизация лабораторий в «Кент Фармацевтикалз» означала прежде всего систему дистанционного управления всеми опасными экспериментами, подобную той, что использовалась для работы с радиоактивными материалами. Джеззарда и трех его помощников отделяла от самой лаборатории герметичная стеклянная стена, по периметру которой располагалась система управления искусственными руками, поблескивавшими по ту сторону стекла, словно никелированные ноги огромного паука. Две другие стены были заняты терминалами, дисплеями и множеством приборов, которые Клиффорд видел впервые.

Джеззард сидел спиной к пневматическим дверям, сосредоточенно изучая стопку карт Великобритании, испещренных фломастером.

— Не обращайте на нас внимания, — сказал Рон, входя. По тому, как он держался, никто бы не сказал, что совсем недавно этот человек потерял жену. Клиффорд восхитился его умением взять себя в руки.

Джеззард оторвал взгляд от карты.

— Вернулся, Рон? О, Клиффорд! Какими судьбами?

— До меня дошли слухи о ваших успехах с К-39. Это с ним вы сейчас работаете?

— Со всей К-серией, — Джеззард кивнул на стеклянную стену. — В общей сложности — шестьдесят семь производных. Но К-39 — самый перспективный из всей серии, здесь вы правы.

Он ввел данные в компьютер и жестом пригласил Клиффорда занять свое место. Прильнув к бинокуляру, Клиффорд стал фокусировать его, пока не увидел знакомые очертания чашки Петри, наполненной розоватой питательной средой. На ее поверхности виднелись четыре группы бактерий, расположенные симметрично под прямым углом к кусочку золотистого кристалла кризомицетина.

Он потянул на себя рычаг манипулятора, и объектив плавно переместился к соседней чашке Петри, затем к следующей. Это была серия К-39—девять чашек, в каждой из которых содержалась микробная масса в разных фазах развития. Юшффорд заметил, что, независимо от фазы, размножение происходило довольно-таки вяло, а возле кристалла вообще останавливалось. -

— Кажется, вы на пороге успеха! — сказал он Джеззарду.

— Если бы не один пустячок, — кисло ответил тот. — Только что вы видели девять десятых всего существующего в мире ДДК.

— Девять десятых чего…?

— ДДК! Ди-декстро-кризомицетина. Того самого вещества, которое и дает эффект, насколько я понимаю. Исходная молекула содержит два левосторонних радикала, которые не только не наносят вреда бактерии, но даже утилизируются ею. Но, кроме них, в молекуле есть еще пара правосторонних радикалов, которые блокируют способность этого микроба к размножению. Однако ДДК в природе не существует, а синтезировать его невероятно трудно. В результате синтеза получается в лучшем случае четверть процента чистого вещества, а отделить его кажется просто невозможным! И все же придется что-нибудь придумать, потому что это единственный просвет в туннеле…