Наум Фогель - Гипнотрон профессора Браилова

Он очень устал. Ночная работа над монтажом, только что законченный эксперимент давали себя знать. Конечно, разумнее всего было бы послушать совета Антона Романовича и отдохнуть. Но Казарин хорошо знал, что отдохнуть он не сможет. Он все время будет думать только об аппарате, и отдых превратится для него в пытку.

Браилов придавал очень большое значение результатам испытания. Дело в том, что торможение зрительных центров, приводящее к слепоте, не представляло особых трудностей. Излучения, “усыпляющие” зрительные центры, были получены еще весной, во время первых экспериментов с гипнотроном.

Эти излучения возникли совершенно случайно из-за ошибки при расчетах блока настройки. Подобных ошибок было в то время много. Они принесли Казарину массу неприятностей. Антон Романович до сих пор не может простить того, что произошло с Володей Шведовым. Хорошо, что мощность первого генератора была ничтожной и действие его сказывалось на расстоянии всего нескольких метров. Профессор рвал и метал тогда. “А что, если мощность вашего генератора оказалась бы более значительной? Что сталось бы, если бы вы по рассеянности повернули экран на девяносто градусов? Ведь против окна вашей квартиры – крупный машиностроительный завод. Подумать только, каких бед натворили бы вы, внезапно ослепив несколько сот рабочих, деятельность которых связана со множеством движущихся механизмов!”

Когда Казарин отшлифовал схему “генератора слепоты” и показал уже готовый аппарат Браилову, Антон Романович не проявил особой радости. “Видите ли. Мирон Григорьевич, – сказал он, – изолированное торможение некоторых центров чрезвычайно ценно. Устранить восприятие болевых ощущений – нужно и полезно. Выключить или понизить тонические рефлексы – в некоторых случаях спасительно. Даже затормозить на время слуховой или двигательный центры тоже может оказаться необходимым при некоторых заболеваниях. Но скажите на милость, кому нужна слепота? А если вам взбредет в голову изобрести машину, парализующую центр дыхания или работу сердца, то я первый засажу вас в лечебницу для душевнобольных. Ломать тонкие механизмы головного мозга – не велика мудрость. Вы помогите нам их ремонтировать. Вот если бы нам удалось усилить восприятие зрительного аппарата… О, тогда тысячи и тысячи людей сказали бы вам спасибо”.

– В человеческом глазу миллионы нервных окончаний. И только небольшой участок, маленькая точка в центре в состоянии остро различать цвета и детали предметов. Уничтожьте этот маленький участок, и человек, нет, он не ослепнет, но для него наступят вечные сумерки. Если бы удалось добиться, чтобы вся поверхность сетчатки в любой точке ее обладала такой же остротой восприятия, как в центре… Вот такой аппарат нужно сделать.

Расчеты оказались значительно сложнее, чем предполагал Казарин. Нужно было учесть функции многочисленных приборов, принимающих участие в процессе зрения, м– порог возбудимости нервных клеток сетчатки, в глубине мозга, в коре, особенности зрительных путей, нервных центров, регулирующих аккомодацию, адаптацию и многое другое.

Казарин подсчитал, что если б не электронная машина, то одни только вычисления отняли бы шесть-восемь лет.

И вот этот аппарат смонтирован. Как же удержаться и не испытать его сегодня же, сейчас?!

Казарин внимательно проверил все узлы генератора. Они работали исправно. “Можно, пожалуй, начинать”, – подумал он и позвонил Ирине.

– Вы хотели присутствовать при испытании оптического стимулятора, Ирина Антоновна. Если у вас есть время…

– Иду, – ответила Ирина.

Балкон кабинета выходил на широкую площадь. День был знойный. Прошла поливальная машина, и сразу же потянуло свежестью. Машина обогнула площадь и вышла на улицу, ведущую к вокзалу. За ней на сером асфальте оставалась темная полоса. У киоска на противоположной стороне площади образовалась очередь. Привезли газеты. “Рано сегодня вышла вечерка”, – подумал Казарин.

Продавщица вышла из киоска с двумя газетами в руках, укрепила их на стенде и вернулась. К стенду сразу подошло несколько человек.

– Я буду в качестве наблюдателя, или вы разрешите мне помогать? – спросила Ирина.

– Помогать, – сказал Казарин. – Становитесь к пульту.

– Меня эти ваши эксперименты всегда пугают немного. А вдруг какая-нибудь неисправность? А потом несчастье…

– Ничего не случится. Я уже проверял действие этих излучений. При понижении порога возбудимости испытываешь легкую боль в орбитах. Но это быстро проходит. Давайте начнем.

– Наверно, опять ничего, кроме оранжевых кругов в глазах, не будет.

– Этот феномен я устранил, – сказал Казарин, усаживаясь.

Ирина любила работать с Казариным, особенно во время таких вот испытаний. Было что-то волнующе-торжественное в этих минутах. Другие сотрудники обычно начинают суетиться, а Мирон Григорьевич удивительно спокоен: лицо серьезное, взгляд сосредоточенно-внимателен. Удача не проявлялась, как у других, бурей эмоцией, а неудача не вызывала отчаяния.

– Включайте, – сказал Казарин. – Для начала поставьте реостат на двенадцатое деление. Проверьте расположение экрана.

Ирина включила рубильник, затем нажала зеленую кнопку. Приборы на пульте засветились, ожили, монотонно гудел трансформатор. Вспыхнула красная лампочка в левом углу у вольтметра. Дрогнула стрелка, поползла вверх. Реле включило высокое напряжение.

“Удивительно медленно прыгает стрелка секундомера”, – думала Ирина, не отрывая глаз от прибора на пульте. Очень хочется глянуть на Казарина. Но этого делать нельзя…

– Прибавьте напряжение!.. Еще!.. Еще!.. – Ирина повернула ручку реостата. Стрелка вольтметра дрожала на красной черте. Ирина чувствовала, что мышцы ее рук и спины напряжены до предела. Если сейчас последует приказ еще увеличить напряжение, она не выполнит, не сможет заставить себя повернуть ручку.

Мирон Григорьевич сидел, чуть наклонившись вперед, и, прищурив глаза, смотрел перед собой на противоположную сторону площади. Голубая дымка, застилавшая все, сменилась светло-фиолетовой. Она быстро рассеивалась. Предметы стали вырисовываться все отчетливее и отчетливее.

– Кажется, выходит, – глухо произнес он. – Прибавьте еще два деления.

– Мирон Григорьевич!

– Еще два деления! – повысил голос Казарин.

Щелкнул реостат раз, потом другой. Стрелка вольтметра минула красную черту. Ирина положила ручку на выключатель, готовая мгновенно сбросить напряжение, если что-нибудь случится.

Предметы на противоположной стороне площади с каждой секундой вырисовывались все отчетливее. Это было то, чего ожидал Казарин.