Джеймс Гарднер - Король в изгнании

Как и сказала Фестина, положение было безвыходным; воины держались вне зоны досягаемости Ларри, человек же не мог покинуть единственное безопасное место.

Я прищурился, внимательнее разглядывая незнакомца. В свете прожектора прямо над его головой я не мог различить черт лица, но он был высок и худ, с большой шапкой тонких вьющихся волос, отсвечивавших, словно нимб. Он был без рубашки, в одном кожаном жилете… и, по мере того как мои глаза привыкали к свету, я все отчетливее видел, что передняя часть его тела прозрачна, словно с него сняли кожу и заменили ее стеклом. Видны были голые белые ребра, прикрывавшие туманные очертания внутренних органов. Я находился слишком далеко, чтобы разглядеть бьющееся сердце, но нетрудно было заметить, как с каждым вздохом расширяются и сжимаются его легкие.

Он тяжело дышал, словно от волнения. Впрочем, я бы тоже нервничал, если бы мог посмотреть вниз и увидеть, как что-то переворачивается у меня в желудке.

Возможно, если бы подобный экспонат встретился мне где-нибудь в музее, это мог оказаться весьма интересный способ изучения анатомии. Но здесь, в темном ночном лесу, от подобного зрелища у меня по коже бежали мурашки. Кем бы ни был стеклогрудый – вербовщиком или просто бродил по лесу с незаконным оружием, – намерения у него были явно зловещими. Он позволил Ларри убить несчастного воина и наверняка расправился бы с нами, если бы, скорее всего, не услышал шума, который создавали ломившиеся через лес воины. Именно тогда он отозвал шар и приказал ему защищать его собственную прозрачную шкуру.

Однако Ларри не мог удерживать их вечно – особенно учитывая стоявший над поляной густой запах мускуса Б. Я слышал, как яростно щелкают десятки клешней, готовых терзать плоть врага. Вскоре воины возбудятся настолько, что их уже не будет волновать неминуемая смерть от острых лезвий. Кто-то наверняка не выдержит, и тогда они толпой набросятся на свою жертву, уже не обращая внимания на то, что шар убьет их всех.

А может быть, и не всех. Возможно, несколько оставшихся в живых все же доберутся до стеклогрудого и растерзают его. Вероятно, именно поэтому он до сих пор не воспользовался помощью Ларри, не будучи уверенным, что тот действительно сможет уничтожить всех воинов. Но вне всяких сомнений, он мог пролить немало крови, и я знал, что в любую секунду мандазары могут перестать владеть собой.

– Что будем делать? – шепотом спросил я у Фе-стины.

– Не знаю, – ответила она. – Если ты в самом деле принц-консорт, то вели им отпустить этого парня и сразиться как-нибудь в другой раз.

Учитывая концентрацию мускуса в воздухе, я не был уверен в том, что хоть что-нибудь в состоянии заставить воинов отступить и уж в любом случае не какой-то «вонючий хуман», которого они никогда прежде не видели. Но это был единственный шанс избежать бойни, и ничего не оставалось, кроме как попытаться.

Сглотнув комок в горле, я вышел из-под прикрытия деревьев.

– Привет! – громко крикнул я. Лучше было говорить по-английски: воины должны были меня понять, и точно так же понял бы меня стеклогрудый. Мне вовсе не хотелось, чтобы он перепугался и приказал Ларри открыть огонь – что он вполне мог сделать, если бы решил, что я говорю по-мандазарски и излагаю воинам стратегию схватки.

– Вы меня не знаете, – сказал я, приближаясь к их кругу, – но, возможно, вам знакомо мое имя. Я… – Эдвард Йорк, хотел сказать я, но мои губы произнесли совсем другое: «Тишподин ридд ха ваалистин». «Маленький безгрешный отец» – этим титулом наделила меня королева Истина много лет назад, и я почти никогда о нем не вспоминал. Но за долю секунды до того, как произнести фразу, я в очередной раз утратил власть над своим языком, превратившись в беспомощного наблюдателя, в то время как в меня вселился некто неизвестный. Впрочем, если говорить честно, я даже испытал некоторое облегчение – я понятия не имел, что мне говорить дальше. Какой бы дух или привидение не овладело мной, оно явно лучше меня умело находить общий язык с мандазарами.

– Господа, – произнесли мои губы, намного увереннее, чем говорил я сам еще секунду назад. – Хоть и невыразимо приятно поплясать на кишках вербовщика, цена может оказаться чересчур высока. По крайней мере, этой ночью. Согласны?

Я окинул взглядом круг воинов. Они смотрели на меня немногим более дружелюбно, чем на стеклогрудого, но удивление помешало им растерзать меня в первую же секунду, и теперь инициатива была на стороне овладевшего мной духа.

Я спокойно шагнул в круг света, отбрасываемого прожекторами скиммера. Воины, сердито щелкая клешнями, переводили взгляд то на меня, то на незнакомца. Впрочем, их угроза никак не действовала на того, кто в меня вселился; я продолжал идти вперед, прямо по хвосту ближайшего воина, пока не оказался у него на спине. Он застыл как вкопанный – видимо, не ожидая подобной наглости, иначе одним взмахом хвоста зашвырнул бы меня на ближайшую планету.

– Будут другие ночи и другие вербовщики, – говорил я мандазарам, продолжая, однако, следить за человеком со стеклянной грудью и его Ларри. – Если сейчас вы все погибнете, кто защитит ваши ульи? Как бы вам ни хотелось пролить кровь этого вербовщика и как бы он того ни заслуживал, в данный момент вы, господа, на войне. На войне во имя спасения ваших домов, ваших ульев и вашей собственной воинской чести, когда следует сохранять ясность разума, чтобы защитить то, что действительно для вас ценно, вместо того чтобы тратить силы на какого-то несчастного вербовщика.

Мандазары глухо заворчали в ответ. Я воспринял это как хороший знак.

– А на войне, – продолжал я, – не ведут бессмысленных сражений. Для битв выбирают нужное время и нужное место, ибо вы сражаетесь за то, что ни в коем случае нельзя потерять. Вы должны быть настоящими воинами, исполняющими свой почетный долг, а не дураками, которые ввязываются в никому не нужные драки лишь потому, что не в состоянии владеть собой.

Справа от меня один из мандазаров прорычал:

– Дураки? Дураки мы? Дураки?

Так-так… Дух, овладевший мной, похоже, зашел чересчур далеко. Наверняка воины были до глубины души возмущены словами, которые срывались с моих губ. От стоявшего подо мной воина исходил столь густой запах, что я мог поклясться, что вижу туманное облачко феромонов, поднимавшееся над его кожей. От страха у меня сердце ушло в пятки, но это явно не касалось вселившегося в мое тело духа. Я почувствовал, что печально качаю головой, словно жалея окружавших меня воинов…

…а затем я сорвал с себя рубашку и швырнул ее прямо в морду тому, кто не хотел, чтобы его называли дураком.

Меня это удивило не больше, чем все остальное. Краем глаза я заметил, что стеклогрудый напрягся, но не приказал Ларри стрелять; видимо, он уже успел понять, что я – самый лучший шанс для него остаться в живых. Он перевел взгляд с меня на воина с моей рубашкой на морде. Мандазар яростно фыркал, цепляясь за ткань слабыми верхними лапами… но когда наконец освободил морду, то уже не столько фыркал, сколько принюхивался.