Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (Рассказы)

— У-у! — сказало приведение и дохнуло на экспериментаторов могилой.

Тимофеев равнодушно отвернулся. Он был поглощен раздумьями, а в такие минуты его не отвлекло бы даже землетрясение. Что касается Фомина, то в годы службы в морской пехоте он и почище видывал.

— Вот это хочешь понюхать? — ласково спросил он у выходца с того света, поднимая с пола заржавленный прут. — Давай подруливай, наследье царизма…

Призрак гукнул еще, но как-то неуверенно, и замер на полдороги. Тогда Фомин слез с подоконника и двинулся к нему сам, поигрывая прутом, страшным оружием в его умелых руках. Нервы привидения сдали, и, непрерывно гудя, как пароход в тумане, оно попятилось.

— Вали, вали отсюда, — проговаривал Фомин. — Умер так умер, нечего тут…

И огорошенный неподобающим приемом призрак рассеялся, как пережиток прошлого.

— То-то же, — удовлетворенно вымолвил Фомин и пошел на свое место.

Но оно оказалось занятым.

На полуобвалившемся подоконнике сидела Неземная Красавица. При виде ее Фомин встал как вкопанный, пальцы его сами собой разжались, и железный прут звякнул по полу. К созерцанию такой красоты в морской пехоте не готовили, и теперь правильный мужик Николай Фомин не знал, что ему и делать.

Золотые волосы нежданной гостьи ореолом струились вокруг головы, парили над хрупкими плечами, и низкое солнце горело в них, словно заблудившись в пушистом облаке прически. Синие глаза нечеловеческой глубины излучали любовь и доверие. Впрочем, одета Неземная Красавица была во вполне обычные джинсы и кожаную курточку.

— Я не помешаю? — произнесли алые губы.

Ноги Фомина подкосились, и он сел где стоял. А Неземная Красавица легко спрыгнула с подоконника и поплыла к нему, рядом с ним, мимо него — к Тимофееву, скорбевшему над реструктором. Ее белые тонкие пальцы в перламутровом маникюре дотронулись до затянутого в пыльную штормовку плеча народного умельца.

— Здравствуйте, — серебряно позвенела она.

Тимофеев приподнял голову. Его глаза безучастно скользнули по боттичеллиевским чертам Неземной Красавицы.

— Привет, — буркнул он.

— Вы изобретатель Виктор Тимофеев? — спросила незнакомка.

— Ну?

— Мне нужна ваша помощь. Дело в том, что у меня дома сломался пылесос…

— Ну и несите в мастерскую…

— Да, но я прошу помощи у вас, — со значением сказала Неземная Красавица, метнула взгляд небывалой убойной силы в сторону Фомина и прибавила: — И у вашего друга.

— Что ты, Тимофеич? — пролепетал размякший Фомин. — Пустяшное для тебя дело. Сходим вечерком?

— Вечером я не могу, — отрезал Тимофеев. — Я со Светой гуляю.

— Нет-нет, вы не поняли, — снова зазвенел колокольчик. — Ваша помощь необходима мне именно сейчас…

— А где вы живете? — осторожно спросил Фомин.

— Тут неподалеку, в десяти минутах ходьбы. Оставите ваш реструктор, никто не тронет его до вашего возвращения.

— Чего-чего? — переспросил Тимофеев, и его взгляд ожил.

Фомин озабоченно поглядел на наручные часы.

— Не получается, — с тяжким вздохом промолвил он. — У нас перерыв истекает.

— О чем вы? — изумилась незнакомка. — Никто и не заметит вашего отсутствия. Подумаешь, на часок задержитесь…

— Нельзя, — посуровел Фомин. — Порядок есть порядок.

— Неужели вы предпочитаете общество мастера Гуськова моему? — с печальной усмешкой произнесла Неземная Красавица.

Фомин сморщился, как от зубной боли, но собрал остатки характера и отрицательно помотал головой.

— Нет, — сказал он. Сердце его рвалось, как фугас, и поэтому он добавил, стыдливо краснея: — Может быть, все-таки вечерком? Виктор не может, но пылесос наладить я и один сумею…

— Ну, что вы, — пропела Неземная Красавица. — мой пылесос может починить лишь Виктор Тимофеев.

Народный умелец тихонько засмеялся.

— Не пойду я к вам, — с наслаждением объявил он. — Ни сейчас, ни вечером и никогда.

— Я могу заплатить, — пожав плечиками, заметила гостья. Неведомо откуда в ее руке возникла пачка денег толщиной с кирпич. — Столько вас устроит?

— Ну, вы там, у себя, даете! — и Тимофеев захохотал в голос.

На лицо Фомина, однако же, набежала тень.

— Вот что, — сказал он скорбно. — Уберите это и, я извиняюсь, мотайте отсюда…

— Жаль, — вздохнула Неземная Красавица. — Очень жаль…

Николай Фомин зажмурился, чтобы не утонуть окончательно и бесповоротно в ее синем бездонном взгляде. А когда открыл глаза, ее уже не было.

— Витька, — позвал он слабым голосом. — Что это делается? Разве можно такой девушке быть шпионкой? Где же, елки зеленые, справедливость?

— Эх, Николай, — загадочно усмехнулся Тимофеев. — Ничего ты не понял.

— Все я понял! Это они за твоим реструктором охотятся!

— Конечно, охотятся, — согласился Тимофеев. — Но только не шпионка она.

— А кто же? — с робкой надеждой спросил Фомин.

Тимофеев открыл рот, чтобы объяснить, но не успел.

— Р-работнички! — послышался до боли знакомый голос. — Киряете тут в закуточке?

И под ветхие своды вступил зловредный мастер Гуськов, чадя «Дымком» из энной по счету пачки.

— Ну, доложу я вашему директору, как вы тут помогаете жилищному строительству, — пообещал он, умостившись на все том же подоконнике. — На кой нам такие помощники?

Фомин каменно сцепил зубы, чтобы удержать в узде свои антипатии, а Тимофеев, прищурившись, заметил:

— Грубите, Гуськов. Ну, да мы пойдем… — и нагнулся за пылесосом.

— Эту рухлядь оставь, — приказал Гуськов. — Нечего ее таскать на объект, захламлять площадку…

И тут Фомин сорвался.

— Клизма ты, Гуськов, — сказал он спокойным голосом. — Какой ты, к свиньям, мастер? Добрые люди вкалывают денно и нощно, а ты только зарплату получать горазд и на курево ее переводить. Пижон ты и дармоед.

— Чего-о? — взвился тот. — Да я тобой стенки оштукатурю!

— Давай, рискни! — обрадовался Фомин. — Встречу, как родного…

Но Тимофеев сильно тряхнул его за плечо.

— Опять ты не понимаешь, — сказал он весело. — Это же третий!

— Какой еще третий? Сейчас он у меня нулевым сделается!

— Ну, как тебе объяснить… Сперва был призрак, потом дамочка. А теперь — он…

— Стоп! — скомандовал Гуськов. — Молчите, Тимофеев.

— Ладно, молчу, — с готовностью отозвался тот.

Гуськов спрыгнул с подоконника и подошел к ним. Ленивая поволока сползла с его глаз, побитая рыжей щетиной физиономия обрела признаки рассудочной деятельности.

— Мы должны поговорить наедине, — обратился он к Тимофееву.